Растерянность мужчины тут же сменилась приятным удивлением, и по лицу расплылась блаженная улыбка. Он прижал девушку к себе и обхватил ее спину мокрыми руками.
– Неужели, моя жизнь так важна для тебя? – чуть дрогнувшим голосом спросил он.
– Ну, конечно, важна, болван ты эдакий.
Карен всхлипнула и высморкалась прямо в его рубашку, и Лахлан почувствовал себя самым счастливым мужчиной на свете. Он осторожно стал поглаживать жену по голове, словно боясь одним неверным движением испортить все.
– Пожар сильно повредил крышу несчастного Лейса, а хлынувший дождь чуть не превратил все их пожитки в хлам. Пришлось в срочном порядке перетаскивать все вещи в соседнюю хибару к лекарю Джодоку. Семья поживет там, пока не отстроят новую крышку. Все жители Катлери готовы принять в этом участие. Этот деревенский народ очень дружелюбный.
Карен слушала молча, не поднимая головы. Она по-прежнему держала мужа за края рубашки, словно боялась, что, если отпустит, потеряет его навсегда.
– А почему ты так долго не возвращался?
– Старый Джодок не отпускал меня, говорил, что следует переждать дождь в его доме. А я и представить не мог, что ты так волнуешься?
– Как тебе не стыдно? – проговорила она и устремила взгляд на мужа. – Я места себе здесь не находила, пока ты распивал чаи в другом доме. И что это ты скалишься? Не вижу здесь ничего смешного!
Но Лахлан не мог сдержать своей радости.
– А почему? – с волнением спросил он.
– Что почему? – не поняла девушка.
– Почему ты волновалась за меня?
Карен вспыхнула и снова спрятала лицо на его груди.
– Будто сам не догадываешься.
Лахлан в самом деле представления не имел, о чем она говорит, так как в понимании Карен Маккелан, нет, Карен Рэндольф, это могло значить все что угодно. Но все же был несказанно рад услышанному.
Не теряя ни секунды драгоценного времени, он подхватил свою жену и уложил на соломенный лежак у печки. А затем стал медленно раздевать ее и себя, причем делал это весьма изыскано, сладостно-приятным образом. Он не видел со стороны Карен никакого сопротивления, и это придало ему уверенности, что он правильно поступает. О, как же долго он этого ждал.
Сначала он сбросил с себя мокрую, прилипшую к телу рубашку и предстал перед девушкой во всей мужской красоте. Конечно, Карен уже успела разглядеть его бесподобное тело во время купания в реке, но сейчас он ей казался каким-то нереальным, немыслимо привлекательным. Правильно очерченный торс, рельефные мышцы, невероятно плоский живот, в нем не было ни грамма жира, лишь сплошные мускулы. Он был одновременно неземным и реальным, неосязаемым и мужчиной из плоти и крови. Карен отчаянно захотелось коснуться его, провести рукой по этому волшебному телу, но она даже боялась озвучить свои желание и лишь замиранием сердца и в предвкушении чего-то неземного и захватывающе прекрасного, наблюдала за действиями своего возлюбленного.
Лахлан начал с туфелек. Глядя ей прямо в глаза, он медленно взял в свои крепкие руки ее ножки, сначала одну, затем вторую, и изящная обувь со стуком упала на пол. Мужчина слегка задрал подол ее платья и неторопливо провел пальцами вверх по одной ноге и задержал свою руку под коленом. Карен затрепетала, это было новое, ни с чем несравнимое чувство. Он наклонился и поцеловал ее в колено, девушка с шумом втянула воздух.
Взгляд Лахлана не отпускал ее. Она с удовольствием бы сейчас закрыла глаза и стала наслаждаться новейшими для себя ощущениями, такими острыми и волнующими. Но муж не позволял ей делать это. Его взгляд манил и одновременно требовал, чтобы она видела, что он делает с ней.
Руки мужчины поднялись выше, прихватили эластичные завязки, и уже вслед за туфельками на полу оказались и чулки его жены. Затем он сел на колени и занялся пуговицами на ее груди. Хотя он расстегивал их с умелой быстротой, Карен все равно казалось это мучительно медленным. Особенно когда его проворные пальцы случайно (а может, и специально) касались ее обнаженной кожи.
Лахлан еле сдерживал себя. Ты делал это не раз, напомнил его внутренний голос. Но тогда почему его пальцы трясутся, а сам мужчина дрожит, как лист на ветру? Его поза был расслабленной, поведение привольным, но внутри он был невероятно зажат, и горел как в огне. Как только его руки коснулись жены, Лахлан понял, что пропал. Он так сильно любил ее и желал, что не мог справиться с волнением и чувствовал себя как сопливый юнец, для которого все это был внове.
А хотя именно для его молодой жены здесь все было впервые, и он, как муж, должен позаботиться о том, чтобы не только не разочаровать ее, но и сделать все самым наилучшим образом. А меж тем его непослушные пальцы, до этого проделывавшие все с ювелирной точностью, сейчас больше напоминали лапы медведя, неуклюже делающие свою работу.