Плохая дочь

Я вышла из комнаты и зашла в свою бывшую детскую. Что я надеялась там увидеть? Свой старый учебник на книжной полке, тетрадь в ящике или детский рисунок на стене? Ведь знала, что давно ничего не осталось. Будто меня в той комнате никогда не существовало. Вычищено. Раньше мне было все равно, а теперь вдруг стало больно и обидно. Я выдвинула все ящики тумбочки, подняла диван в надежде найти хоть что-то свое, хоть какое-то документальное воспоминание. Дурацкую детскую поделку, аппликацию, школьные дневники, почетные грамоты. Хоть что-то. Ничего. Даже в дальних углах. Ни одной детской вещи, ни одного сарафана или костюма снежинки. Разве так бывает? Оказывается, бывает. Мама оставалась верна себе – уничтожала не только свои воспоминания, но и мои.

Я храню первые ботиночки своего сына и первые туфельки дочки. Они стоят у меня в коридоре, как элемент декора. Там же, на специальной полке, выставлены ботинки, в которых дочка сделала первый шаг. Ее расшитые валенки, в которых она выступала на детском утреннике, первые балетки, к которым я пришивала атласные ленты. Однажды к нам пришла гостья, у которой дети давно выросли, а внуков еще не было, и вежливо спросила: «Маша, а почему у вас обувь на полке?» Я не знала, что ей ответить. Как не знала, каким образом объяснить маме, что мне нужны мои воспоминания, что я хочу знать, как выглядела в три года, в пять, в семь лет. Мне хотелось бы найти пусть размытое фото со школьной линейки, выступления в ансамбле народного танца. Чтобы показать их своей дочери. Она спрашивала, я соврала, что все фотографии хранятся у бабушки.

В одном из ящиков я нашла сваленные в кучу фотографии – мама со вторым или с третьим мужем. Мама одна, мама за столом. Мама в компании, с очередной случайной, на тот короткий момент лучшей, подругой. Но там, в этом ящике, не нашлось места для меня. Не было ни одной нашей с мамой совместной фотографии. Но я и не помню, чтобы мы вместе фотографировались. Что заставляло ее вычищать родовую память? Почему она столь тщательно, маниакально вымарывала из своей и моей памяти прошлое, подменяя реальность легендой, мифом, сплетнями, домыслами? До сих пор не знаю. Не нашла в себе смелость спросить. Даже если бы спросила, мама не ответила бы.

Я помыла полы в своей бывшей детской, вытерла пыль, тщательно протерла люстру и подоконник. Сделав над собой усилие, вернулась к маме в комнату – напомнить про таблетницу и график приема лекарств. Хотя на самом деле мне хотелось рассказать про внука и внучку, про себя, работу, заботы. Я всегда, все годы ждала дня, когда мама спросит, как мы провели выходные, о чем я думаю, про что собираюсь писать. Да хоть про погоду поговорить.

Сейчас я мучаю сына бесконечными вопросами: «Как дела в университете? Как прошла встреча с научным руководителем? Что он сказал? А ты ему? Сколько завтра пар? Что ты ел? Что пил?» Сын стонет, но понимает – проще ответить, иначе я не отстану. Для меня это важно. Особенно пункт про еду.

Однажды меня потряс разговор моей подруги с мамой. Мы пообедали в ресторане, а потом заехали к ней. И мама выспрашивала нас, что мы ели, как это было приготовлено. А какое вино пили? Почему выбрали именно то, а не другое?

Меня мама никогда не спрашивала, что я ела и ела ли в принципе. Я тогда очень позавидовала подруге. Мне очень хотелось обсуждать с мамой блюда, их приготовление, подачу. Мама, умеющая великолепно готовить, владеющая рецептом идеального теста на все, что можно сварить, запечь или пожарить – от беляшей до чебуреков, от мантов до пирожков, так и не раскрыла мне свои кулинарные тайны. Я просила, много раз. «Зачем тебе?» – удивлялась она. Мама не учила меня готовить «с рук», не позволяла даже сидеть рядом, если замешивала тесто.

Тогда, после больницы, мне хотелось наверстать упущенное – сидеть, разговаривать, записывать рецепты, что-то вспоминать, мечтать, планировать. Мне хотелось заплакать и чтобы мама меня пожалела, погладила по голове. Сказала, что я умница и у меня все получится. Я зашла в комнату, решив, что теперь точно все изменится, не может не измениться. Да и я рядом.

– Димка, он же совсем не дурак, умный парень. Волнуюсь за него, – вдруг сообщила мама, когда я открыла рот, чтобы рассказать, как писала сочинение для дочки.

– Что? Какой Димка? – Мое лирическое настроение быстро сменилось тревогой. Мама с ума сошла? Или это последствия травмы? Она назвала Димой своего внука?

– Ну как какой? Санитар!

– Который Митя? – уточнила я.

– Ну а какой еще? Молодой ведь еще мужик, а так жизнь по-дурному сложилась.

Мне пришлось выслушать рассказ про жизнь Дмитрия. Мама рассказывала с вдохновением, будто встретила давно потерянного родственника и была ему несказанно рада. Я хотела выйти на кухню под благовидным предлогом, но мама обиделась – неужели мне не интересно? Ведь Димка ее буквально с того света вытащил!