В баре под названием «Дикари» в центре города я завела нескольких новых знакомств. Тамошнего двухдолларового бокала бывало достаточно, чтобы захмелеть, но при этом не ощущать вины за то, что я покупаю хорошие напитки, которые не могу допить. Обычно мы встречались в зимней части солярия, чтобы поиграть в бильярд или просто поболтать. Как-то речь зашла о местных жителях, и мы заинтересовались, в какой момент те, кто живет здесь, но не оканчивает колледж или продолжает ходить на занятия, официально становятся «горожанами». «Горожане» — таков был общепринятый термин; из-за него начинались драки, им же могли описывать самого приятного парня в комнате. Но даже если его использовали не в уничижительном смысле, все равно никто не хотел заслужить такое название. Я поняла, что приближаюсь к этой категории по всем критериям.
Один из парней наклонился ко мне и сказал:
— Ну ты будешь это… как Ким Кардашьян из Манси.
И рассмеялся, но мне было не смешно.
Вернувшись той ночью к себе в спальню, я вывела мелом на стоявшей возле кровати доске: «Сваливай отсюда как можно быстрее». В целом Манси не был для меня таким уж плохим местом. Здесь я нашла близких друзей, которые казались мне семьей, обрела настоящую страсть к писательству и стала частью творческого сообщества, которое поддерживало мою работу, а часто и просто меня. Двумя такими друзьями были родители мальчиков, с которыми я нянчилась, — Митч и Беки.
— Думаю, тебе действительно довольно тут околачиваться, подруга, — сказал Митч, остановив меня посреди своего двора, и когда я уже собиралась идти дальше, похлопал по плечу и добавил: — Неважно, где ты окажешься, этот дом всегда будет твоим.
По дороге к машине я открыто плакала. Мне было грустно и хотелось, чтобы его слова оказались правдой.
Самым разумным вариантом для переезда казался Форт-Уэйн. Мне даже предложила пожить у себя без арендной платы подруга по средней школе, пока ее муж будет находиться в командировке. Так у меня появилась бы возможность посещать футбольные матчи младшего брата и соревнования по бегу сестры в местном колледже. Здесь у меня было больше всего знакомых. Наши с мамой отношения оставались нестабильными, но я постоянно беспокоилась о том, что провожу недостаточно времени с семьей. Одновременно с этим я боялась вернуться и снова осесть там. Я изменилась, и не все могли с этим смириться, а я не доверяла себе настолько, чтобы им противостоять.
Я искала другой выход, и когда позвонил один мой старый друг и спросил, не хочу ли я переехать в его третью спальню в Индианаполисе, я ответила: «Да, придержи ее для меня. Скоро буду». Как и при каждом предыдущем переезде, я быстро определилась, что может поместиться в мою машину, а что нет. Все, что не помещалось, предстояло отдать, оставить или выбросить. Никто не собирался подъезжать с фургоном или более крупной машиной и помогать мне с переездом, а я не собиралась просить о помощи. Набив свой «Форд Таурус» под завязку, я поехала по шоссе I-69 в Индианаполис, отказавшись от нескольких ценных вещей и стараясь забыть о них по дороге.
Чтобы платить за квартиру, покупать бензин и питаться, я устроилась на две работы — репетитором для детей в приютах для бездомных в Индианаполисе и администратором в офисе церкви. Также я получала небольшие внештатные задания от местного агентства по копирайтингу. Работа эта была легкой, скучной, и за нее платили. Для этого требовалось только сидеть в моей холодной, залитой солнцем спальне. Никакой возни с маленькими, постоянно безнадзорными детьми, никакого выслушивания подробностей о бывшем муже от разведенной женщины пятидесяти с лишним лет. Особой пользы на этих работах я тоже не приносила. Половина моих групп состояла из детей, умевших читать на уровне своего возраста, если не лучше, а других семилеток мне приходилось обучать алфавиту. Я не могла бы никак помочь каждому из них, даже если бы хотела. Проводить же время в обществе людей, работавших в церковном бизнесе — да, у всякой церкви есть и деловая сторона, — было отличным способом вспомнить, почему меня никогда не влекло к религии, пусть я иногда и просила об этом Бога.
После нескольких месяцев напряженной работы у меня и близко не накопилось суммы, необходимой для продолжения обучения в колледже. Раньше, когда я с замиранием сердца думала о том, что все напрасно, что я никогда не достигну тех высот, которых от меня ожидали, внутри меня зарождалась паника, выводившая меня из оцепенения и толкавшая к чему-то новому. Такой тревожный толчок происходил тогда, когда мне больше всего требовалась помощь, но с каждым разом получать ее становилось все труднее и труднее. Паника, которая раньше позволяла мне вскочить и закончить письменную работу за ночь, активизировалась только чем-то ужасным, связанным с удовлетворением базовых потребностей. Но и в этих случаях у меня не всегда хватало мотивации. Мне нужно было что-то еще.