Плохая мать

— Сиенна, этот Брэндон Гатри, с которым ты встречаешься, недостоин тебя.

— Ты ничего не знаешь о Брэндоне.

— Я знаю многое.

Она повернула к нему голову, ее взгляд был одновременно недоверчивым и оскорбленным.

— О, Боже, ты проверял его по своей линии безопасности? Это возмутительно!

— Я погуглил его. И тебе тоже стоит.

— Мне не нужно гуглить его. Я знаю его!

— Может быть, не так хорошо, как ты думаешь. Присмотрись к нему. Посмотри, насколько он предан. Посмотри, насколько близки ваши идеалы.

Она рассмеялась, и в этом звуке послышались истерические нотки.

— Ты еще смеешь говорить о верности! Об идеалах? — она снова собралась отвернуться, но он сжал пальцами ее руку, и она остановилась, повернувшись к нему. Его воодушевил тот факт, что она не настаивала на уходе, а позволила ему остановить ее небольшим прикосновением. Это заставило его надеяться, что она хотела остаться, независимо от того, готова она признать это или нет. Она хотела довести дело до конца, чем бы «это» ни закончилось.

Это тянулось очень, очень долго.

— Не знаю, что ты делаешь. Я знаю только, что ты сделал свой выбор много лет назад. Ты отпустил меня, выбросил и не можешь просто вернуть меня обратно, когда захочешь.

Он попытался взять ее за руки, но она отступила, скрестив руки на груди.

— Говори все, что тебе нужно сказать. Я могу это вынести. Но позволь мне объяснить…

— Объяснить? Что тут объяснять? — но, опять же, она не отвернулась.

Он набрал в грудь побольше воздуха.

— Я видел твое письмо о приеме в колледж, Си, видел предложение о стипендии для программы уголовного правосудия.

Она запнулась, очевидно, не ожидая этого.

— Но… что? Как? Я выбросила это письмо.

— Не раньше, чем его увидела твоя мать…

— Моя мать? — теперь она выглядела еще более смущенной.

— Твоя мать пришла ко мне с письмом и показала, от чего ты собиралась отказаться. Она была жалкой мегерой в девяноста девяти процентах случаев, Сиенна, но она была права, поступив так. Думаю… Я не знаю наверняка, но думаю, что, возможно, твоя мать в какой-то момент свернула не туда и оказалась там, где была. Кем она была. Возможно, единственный достойный поступок, который она когда-либо совершала, — это увидела, где ее дочь может совершить ту же ошибку, и сделала все возможное, чтобы этого не случилось. Ты бы отказалась от этого, чтобы выйти за меня замуж и жить в каком-нибудь дощатом доме с протекающей крышей и сомнительной электрикой. Стипендия, которую ты заработала, потому что надрывалась, несмотря на все, что было против тебя.

Она стояла там, ее мысли явно роились и путались, а рот приоткрылся, когда она смотрела. Он не мог точно сказать, о чем она думала, но знал, что это его единственная возможность объяснить ей, что он сделал и почему, другого шанса у него не будет.

— Да… — сказала она, — я бы отказалась от всего этого, чтобы выйти за тебя замуж. Это был мой выбор, Гэвин, и ты отнял его у меня.

— Что ты собиралась делать? — спросил он. — Отказаться от своих мечтаний, чтобы следовать за мной по стране, когда я участвовал в турнирах? Это все, что у меня было тогда. Не было никакой гарантии, что я когда-нибудь что-нибудь выиграл бы. Я понятия не имел, с чем столкнулся. И чувствовал давление из-за этого, Си. Я не знал, как сбалансировать мои карьерные стремления и наши отношения. Я хотел дать тебе стабильность, потому что это было единственное, в чем тебе было отказано всю твою жизнь, но я боялся. Тот арендованный дом, от которого ты была в таком восторге, казался вариацией нашей… Почти как ловушки…

— Ловушки?

— Для нас обоих, — сказал он. — Позже я понял, что для тебя этот дом представлял потенциал, но в то время я не мог этого увидеть. В то время это казалось не более чем непосильным бременем. И поэтому, когда твоя мама показала это письмо, мне показалось, что с моих плеч свалился груз. Это был выход для тебя… но и для меня тоже. Мне не пришлось нести бремя того, что я подвел тебя.

— Почему ты не мог объяснить это мне в лицо? — спросила она, повысив голос.

— Нет, я не мог объяснить это тебе в лицо. Был слишком слаб, чтобы сделать это. Я бы никогда не ушел. Но не мог посмотреть тебе в глаза и разбить твое сердце. Черт, в то время у меня едва хватало слов, чтобы выразить то, что я чувствовал. Что я точно знал, так это то, что у тебя было еще меньше поддержки, чем у меня, и я так старался быть твоей опорой, пока не рухнул. Я любил тебя, но мне тоже было восемнадцать лет, Сиенна.

— И поэтому ты улизнул, как трус, — обвинила она, и он увидел слезы, блеснувшие в ее глазах, и снова ее боль сокрушала его, даже сейчас. Он на мгновение закрыл глаза и глубоко вздохнул. Он был неправ. Или, по крайней мере, неправ в том, как решил порвать с ней. Очень неправильно и чертовски грязно.

Она заслужила правду. Он не сказал ей всего, и за это ему было искренне жаль.