Плохая война

И тут краем глаза он увидал, как из толпы, которая была уже совсем рядом, вдруг появилась маленькая рука, которая храбро потянулась к нему, к его коню. Он даже испугался, машинально потянулся к мечу, думая, что это злодей какой что-то задумал и намеревается схватить его коня под уздцы. Но отругал себя за глупый испуг, когда понял, что та рука женская и узду коня хватать вовсе не намеревалась, а потянулась к его латному боту, к его стремени. И прикоснулись женские пальцы так, словно погладили железо, – так глубоко верующие касаются одежд святого. Он увидел молодую женщину, которой принадлежала рука, женщина была из небогатых и улыбалась, глядя на него, довольная, что удалось к нему прикоснуться. Он тоже ей улыбнулся. И тут же следующая рука потянулась к его стремени, тоже прикоснулась. И следующая рука появилась, и следующая, уже в перстнях. Так стали вдоль его пути тянуться руки, тут уже и мужские были, и даже детские, и все норовили прикоснуться к правому боту его великолепного доспеха или к стремени, а кто посмелей, тот трогал и наголенник или колено. И тогда кавалер снял перчатку и опустил руку, чтобы те, кто хотел, могли касаться и его руки. И люди сразу стали трогать его руку. Кто-то едва касался пальцами, а кто-то пытался и пожать.

– Даже герцога так у нас не встречали, когда он был тут три года назад, – видя это, говорил бургомистр. – Люди от вас в восторге.

Бургомистр говорил это без всякой зависти и весьма дружелюбно. Но Волков ничего ему не ответил, он не знал, как правильно ответить на эти слова.

* * *

Церковь была полна, даже в проходах стояли люди, так их оказалось много, что в большом храме от свечей и их дыхания стало тепло. Первые господа города стали рассаживаться в положенных им по статусу первых рядах. Волкову полагалось место в первом ряду, еще и прямо напротив кафедры епископа. Он уселся, осеняя себя крестным знамением, готовился слушать торжественную проповедь в честь великого праздника и тут увидал, как молодой поп с большим почтением ведет к нему Элеонору Августу. Кавалер уже и забыл про жену, как забыл и про госпожу Ланге.

Госпожа Эшбахт, расправив юбки, уселась по правую руку от мужа с видом гордым, от которого ясно было всем, что сидит она тут по праву и, может, не первый раз.

– Доброго дня вам, мой господин, – сказала она Волкову. И, чуть нагнувшись, добавила: – И вам, господин Виллегунд, доброго дня.

Волков подивился тому, что его жена знает бургомистра, а бургомистр сразу ответил ей, вставая с места:

– Доброго дня вам, госпожа Эшбахт, и с великим праздником вас.

– И вас, и вас с праздником, – отвечала Элеонора Августа.

– Ах да, – вспомнил Волков, – с праздником Святого Рождества, господин бургомистр. И вас, госпожа моя.

– Вспомнили наконец про жену, что Богом вам вручена, – с легким укором заговорила госпожа Эшбахт. – Не пойди я искать места сама, так сидела бы до сих пор в карете перед храмом.

– Ах, простите меня, госпожа, – вступился за Волкова бургомистр. Он даже руку к груди приложил. – То моя оплошность.

– Нет-нет, то оплошность не ваша, господин Виллегунд, – говорила Элеонора Августа с улыбкой. – Господин мой часто про меня забывает; будь я, к примеру, дорогой кобылой или горским еретиком, мужа я видела бы много чаще, так как нет у него больше интересов, чем разбираться в лошадях да воевать.

При этом госпожа Эшбахт вдруг положила свою руку на руку Волкова. Не то чтобы сие было предосудительно, любови и ласке положено быть промеж супругов. Но то случилось в церкви, а еще то было весьма удивительно для Волкова. Жену просто не узнать в последнее время. Кавалер не удивился бы, если бы выяснилось, что она что-то задумала. Руки он, конечно, не отнял, но насторожился, хотя бургомистр принялся его хвалить:

– Уж простите его, госпожа, но воинское дело есть труднейшее из всех дел, что даны Господом человеку, а в воинском деле мало кому то удалось сделать, что мужу вашему. Ибо злейшему из врагов наших он неоднократно указывал место его.

– Да, в войнах и поединках ему равных мало, – неожиданно согласилась жена. – Жаль, что не так он куртуазен и галантен, как храбр в поединках и умел в войне.

– Каждому свое, госпожа, каждому свое, – отвечал ей бургомистр.

После этого разговора Волков еще больше убедился в том, что жена что-то замышляет. Возможно, ему еще аукнется чертов Шауберг. Даже из могилы.

А тут вдруг красиво и стройно запели хоры, и епископ, в лучшем своем наряде, не без помощи молодых служек взобрался на кафедру и начал праздничную мессу. Рождество все-таки. А Волков, наклонившись к бургомистру, спросил тихо, чтобы не мешать другим слушать мессу:

– Кажется, после мессы будет пир?

– Как водится, господин фон Эшбахт, как водится. У нас же сегодня два праздника сразу.

– Будьте добры, проследите, чтобы на пиру мой первый офицер Брюнхвальд получил должное место.

– Непременно, я сам прослежу за этим.

И тогда Волков сказал ему то, из-за чего он этот разговор и начал:

– А еще найдите подобающее место на пиру госпоже Ланге.