Плохая война

– Какова дура! – возмущался кавалер.

Он хотел уже своим огромным кулаком ударить в дверь, да побоялся, что шум поднимет на ноги всех вокруг. И пошел к жене. И ему казалось, что за дверью эта дрянь смеется над ним. И от этого он злился еще сильнее.

Глава 21

Утром епископ к завтраку не вышел. Просил садиться без него, так как он уехал в собор раздавать страждущим причастия. Приехавшие засветло Максимилиан и Увалень были приглашены к столу. Еще до завтрака Элеонора Августа была зла: служанок домашних при ней не оказалось, а монахини, что брались помогать ей с туалетами, делали все не так. А уж с прической так и вовсе все испортили. Так испортили, что она стала вдруг плакать горько – и этим перепугала монашек. И муж был удивлен. Дочь графа если и плакала и раньше, так от бессилия и злости, и никогда не рыдала из-за подобных пустяков. А тут вон вдруг как. В общем, к завтраку господин Эшбахт шел невеселый, а госпожа Эшбахт шла заплаканная. В столовой зале их уже ждали, болтая о вчерашнем обеде, госпожа Ланге, Максимилиан и Увалень. Все поздоровались, сели за стол. И дурное расположение госпожи Эшбахт передалось иным. За столом сидели почти молча, пока не стали подавать еду. Повар епископа удивил всех изысканностью принесенных к завтраку блюд. Первым делом был подан паштет из гусиных печенок с черносливом и сливочным маслом. Все ели паштет, для всех то было редким лакомством, только Элеонора Августа есть его не стала. Для дочери графа, может, эта еда и не являлась диковинной. Элеонора все больше пила разбавленное вино с видом печали на лице. А после паштета подавали сырный пирог, только что из печи. Дорогой сыр в нем был горяч, и к пирогу принесли ложки. Взяв ложку и отломив кусочек пирога, госпожа Эшбахт попробовала его. Волков, которому и паштет, и пирог пришлись весьма по вкусу, вдруг увидел, как искривилось лицо его жены, как она схватила салфетку и при всех выплюнула в нее еду. Он думал сначала, что для нее сыр в пироге слишком горяч, но Элеонора Августа вскочила из-за стола и произнесла:

– О господи! – Потом она повернулась к Волкову и зло крикнула ему: – Теперь вы довольны? – И, прижимая салфетку ко рту, пошла прочь, и спина ее и плечи вздрагивали, сзади казалось, что ее стало рвать.

Волков удивленно смотрел ей вслед, думая, что пирог вовсе не так отвратителен. Увалень и Максимилиан, бросив еду, с таким же удивлением, как и у Волкова, смотрели на удаляющуюся госпожу Эшбахт. А госпожа Ланге, напротив, была спокойна и так и не отрывалась от своей тарелки, ела пирог с лицом абсолютно равнодушным. Ее спокойствие удивило всех, но только кавалер осмелился спросить:

– Госпожа Ланге, а не знаете ли вы, что с госпожой Эшбахт?

Бригитт, не поднимая глаз от еды, кротко отвечала:

– Дело то обычное.

Сказала и замолчала, дальше поедая пирог.

– В чем же обычность его? – не отставал от нее Волков.

Она же, набрав полную ложку великолепного пирога, произнесла:

– Супруга ваша, кажется, обременена.

И после этого красавица отправила ложку в рот.

А вот он свою ложку бросил. Ему стало не до пирога. Первое время Волков сидел, словно не понимая сказанных ему слов. Смотрел на с удовольствием кушавшую Бригитт, смотрел на все еще удивленных Максимилиана и Увальня и лишь после осознал смысл сказанного. Кавалер встал.

– Извините меня, господа.

И быстро, насколько позволяла нога, пошел за женой. Он нашел ее в их покоях. Элеонора Августа сидела на кровати и рыдала. Салфетка, испачканная рвотой, валялась подле.

– Что, вы довольны? – снова воскликнула она, увидав его. – Добились своего?

Он присел рядом, взял ее влажную руку и не отпустил, хоть она и пыталась вырваться.

– Госпожа моя, смею ли я надеяться, что сбылось то, о чем я мечтал?

– Сбылось, сбылось, – всхлипывала жена, и от нее пахло рвотой. – Кровь уже месяц как должна была прийти, а все нет.

Он погладил ее по голове, словно маленькую, и говорил ласково:

– Отчего же вы плачете? То радость всем.

– То радость вам, а меня мутит каждое утро. И вы все ходите к другой женщине спать. А еще воюете беспрестанно, уж лучше охотились бы, что, другого дела для вас нет, кроме войны? Родственники на вас злы, герцог на вас зол. Чего же здесь радостного?

Он снова погладил ее по голове, а после и прижал к груди.

– Для меня это большая радость. А воевать – то дело мое, и вы исполняйте то, что вам Богом велено.

– Велено! Есть я хочу, а как сяду, так мутит, – воскликнула жена.

– Путь к моим победам тоже труден был. Но я все предначертанное исполнил и награду великую получил. Теперь меня славят везде. Так и вы, родив чадо, будете вспоминать свои трудности с улыбкой.

Она тут вытерла слезы, стала трезва и спокойна.

– Хочу, чтобы больше не воевали вы, то чадо вам нужное, так при мне больше будьте. Хочу, чтобы к подлой Бригитт вы больше не ходили. И вообще, чтобы гнали ее от дома. Погоните? Обещайте!

Волков опять погладил ее по голове.

– Воюю я не по своей воле, а по чести. С войной не знаю, как закончить.

– А подлую от дома погоните? – с надеждой спросила жена.

– Нет, надобна она мне в доме. Для хозяйства.