Плохие девочки не плачут

В отношении фон Вейганда эффект прозрения не срабатывал. Я была уверена, он хранит намного больше тайн. Тайн, о которых я никогда не захочу узнать. Определенно, что-нибудь похуже аборта внезапно залетевшей подружки.

Как это получилось, что он заменил мне весь мир?

Где был тот момент, после которого я поняла: завязать не смогу.

I don't know and I don't care (Я не знаю и мне всё равно). Если существует станция «оставь меня, старушка, я в экстазе», то я где-то там, между полной задницей и небесами. Когда мозг в полной отключке, сложно понять, падаешь ты или возвышаешься. Пофиг. Тянешься за новой дозой, заранее предвкушая неотвратимость ломки. Когда-нибудь. Но не сейчас.

Здесь хочется процитировать безумно гениальную фразу о любви, отражающую мою всестороннюю интеллектуальную развитость. О высоком чувстве сказано и написано, снято и показано столь много. Обратимся к словам классика современности, идола прогрессивной молодежи.

— Любовь пережевывает тебя и выплевывает, как комок соплей, — сказал Нейтан Янг в телевизионном сериале «Отбросы».

Согласитесь, емкая формулировка. Не знаю, что чувствуют другие люди, когда влюбляются. Лично меня «пережевало» конкретно. Схему и детальное описание процесса дать не берусь.

Всё само собой получается.

Фон Вейганд лежит на спине, я — на боку, положив голову ему на грудь. На нас обоих непривычно много одежды. Мы только что приехали домой из «Адмирала». В одну из тех элитных квартир за пару штук баксов в месяц, которые снимают наши иностранцы, если собираются задержаться в городе надолго.

Хочется сказать и объяснить так много, хочется нести поэтическую чушь до рассвета. Мне не хватает слов, а он не стремится слушать. Всё так сложно. Почему? Ещё никогда не было в моей жизни человека, столь близкого и далекого одновременно. Я чувствую его, его жар, его страсть, его желание. Я с ним ближе, чем когда-либо позволяла себе быть с кем-то другим. Даже в мыслях. В самых смелых фантазиях. Но в то же время он холоден и далек, закрыт, запечатан, запрещен во всех цивилизованных странах. Хуже героина.

Из любой ловушки есть выход. Любую пытку можно прекратить. Никто не способен ударить тебя больнее, чем ты сам. Что же делать, если нет желания искать выход? Если добровольно собираешься продлить мучения, довести себя до изнеможения, до того предела, откуда не сможешь вернуться назад? Парить в небесах жалкие мгновения, зная, что обречен гореть в аду веками. Стоит ли краткий миг Эдема геенны огненной?

Фон Вейганд трется бородой о мою шею, гладит волосы и шепчет свое извечное «моя». Интересно, знает ли он, что у меня внутри всё пылает, как хочется мне ощутить его там, глубоко, сильно, жестко, так, чтоб до боли, до хрипов, чтоб у меня синяки ещё пару недель не сходили, чтоб я ноги сдвинуть не могла.

Смотрю в его потемневшие глаза и понимаю — он знает.

— You must live here. With me. I want (Ты должна жить здесь. Со мной. Я хочу), — пальцы фон Вейганда нежно скользят по моей шее, заставляя дрожать и покрываться мурашками.

Скорее получится подружиться с нильскими крокодилами, чем добиться разрешения моей мамы на постыдное сожительство.

— It is impossible (Это невозможно), — тихонько вздыхаю.

Шеф-монтажник резко переворачивает меня на спину, коршуном нависает сверху.

— You will live with me (Ты будешь жить со мной), — его пальцы ласкают мои губы, порхают легко, словно крылья бабочки. — It is decided (Это решено).

— No (Нет), — дыхание сбивается. — I can’t (Я не могу).

— What should I do? I will do (Что мне нужно делать? Я сделаю), — заверяет фон Вейганд.

Ничего не нужно делать. Самостоятельно могу разрушить свою благополучную жизнь. Ведь это того стоит. Мой миг Эдема. Мой грешный уголок рая.

— Just kiss me (Просто поцелуй меня), — слабо улыбаюсь и строго напоминаю, чтобы не надеялся на большее: — Only a kiss (Только поцелуй).

После нас хоть потоп. Сколько бы ни длилось это мгновение, уверена, оно того стоит. Не стану думать о будущем. Хочу жить здесь и сейчас.

* * *

Пришлось разругаться с родней в пух и прах. Это не первая и не последняя глупость в моей жизни.

Сижу на пороге дома, трясущимися руками сжимая сумку, набитую наиболее важными вещами. Я сама не верю, что сделала это. Ради любви? Ради похоти? Найти бы себе благородное оправдание.

Я до сих пор не верю, что ушла. Почти не сожалею.

Буду жалеть потом. Обязательно буду. Потом. Не сейчас.

Был не просто скандал. Был самый грандиозный скандал в моей жизни. Повезло, папа уехал в командировку, а иначе пришлось бы туго.

Мама мне сначала не поверила, потом отказывалась верить, падала в обморок и пила валерьянку. Бабушка взывала к моему разуму, который давно покинул тело.

— Я всё равно уйду, — повторяю упрямо. — Я с ним давно сплю. Чего вам бояться? Мы предохраняемся, всё самое страшное уже случилось.