Когда Марк ехал обратно к дому Дженни, угрозы Джойс все еще звенели у него в ушах, а по его спине бежали мурашки. Он спрашивал себя, способна ли она причинить вред их детям. Он чувствовал свою вину за ту боль, которую он уже причинил им своим уходом. Но больше всего ему не давали покоя слова Дженни о том, что он станет «очень хорошим отцом» для ее детей, а Джойс найдет такого же для своих детей. Она хотела сделать ему комплимент, но ему стало тошно.
Когда Марк подъехал к дому Дженни, она вышла на крыльцо поприветствовать его и поцеловать. При этом она небрежно бросила: «Получилось что-нибудь с Хеллоуином?»
Я ответил: «Кое-что получилось… Я возвращаюсь к жене». Когда я сказал ей об этом, она сидела на кухне, скрестив руки на груди. «Вон из моего дома! — закричала она. — Забирай свое барахло и убирайся! Скажи Джойс, пусть не беспокоится о том, что я приду за тобой. Она победила!»
Дженни всегда чувствовала свой триумф над Джойс. Она побеждала… вплоть до последнего дня. Когда я поехал к Джойс, я даже не догадывался, что это приведет к моему разрыву с Дженни. К Хеллоуину я вернулся домой. Я жалею лишь о том, что оставил свои инструменты и гриль в доме Дженни.
Внезапный разворот Марка и его неожиданное заявление в адрес Дженни о том, что он возвращается к жене, были для нее как обухом по голове. Как это часто бывает с мужьями, которых «чуть не украли», — убегая обратно, под крыло к жене, они занимают враждебную позицию по отношению к Похитительнице мужей, чьей добычей едва не стали. Просыпается страх передумать и переиграть все еще раз — ведь так сильно искушение все-таки сбежать.
Я принял решение уйти. Время для объятий прошло. Я был влюблен в Дженни. Мне было тяжело. Но если я сяду на диван и возьму ее за руку… это лишь продлит агонию. Я ожидал гнева, но увидел другое. Дженни не плакала. Я должен был убить свои чувства, потому что по-прежнему ощущал ее притяжение. Это все равно что уволить человека. Пластырь лучше сорвать одним махом.
Переехав к Дженни, я сказал своим детям, что влюбился в другую. Возвратившись домой, я сказал им, что люблю их и что их родителям дорога наша семья, поэтому папа и мама постараются сделать все, чтобы сохранить ее. При этом меня так и подмывало позвонить Дженни, но я не поддался соблазну.
Дженни не понимала, с чем столкнулась, когда пыталась увести Марка у Джойс. Конечно, медовый месяц Марка и Джойс давно уже канул в Лету, и все же у них была своя история родом из детства, прошедшего в маленьком сельском городке. Они подружились еще в школе. В старших классах начали встречаться, а после выпускного решили остаться в одном городе и жить вместе до гробовой доски.
Я хотел выбрать кого-нибудь из своего класса, а может, на год младше или старше, и жениться на ней. Джойс была одной из самых красивых девочек в школе. Я был влюблен в нее еще со средних классов, отчасти и потому, что она не очень-то благоволила ко мне. Она была популярной, а я нет. Мы стали «мистером и миссис старшая школа». Ее предки значились в числе основателей нашего города, а мои были с «табачной дороги».
Отец Марка был священником. До того как они поселились в этом сельском городке, его семье приходилось жить в приходских домах и переезжать каждые два-три года.
Церкви очень политизированы, а отец никогда не жаловал политику. Он терял больше, чем получал, поэтому должен был постоянно переезжать в поисках паствы. Мы были похожи на семейку Гризвольдов в фильме «Рождественские каникулы» с Чеви Чейзом, в которой все не по-людски. Когда отец наконец вышел в отставку, он впал в депрессию. Несмотря на то что у него был университетский диплом, закончил он тем, что в течение многих лет качал газ на стоянке грузовиков, пока не нашел работу исповедника страждущих в больнице.
Марку и Джойс исполнилось по шестнадцать, а через полгода свиданий они переспали. У него это был первый сексуальный опыт, а у нее нет.
Я сам проявил в этом инициативу. Потом Джойс сказала, что уже занималась сексом и принимала таблетки, но она не трахалась с кем попало, лишь бы пригласили на ужин. В нас с ней сидело убеждение, что секс — это что-то плохое. Я вырос в очень религиозной семье, где внушали мысль о неприемлемости добрачного секса. Моя мать во всем видела зло. Если пьешь алкоголь — захмелеешь и заболеешь; если занимаешься сексом — подхватишь заразу и забеременеешь; если мастурбируешь — секс никогда не будет приносить столько радости, сколько мог бы. Даже не знаю, ради чего я вздумал жениться на своей школьной подружке. Мы поженились в девятнадцать лет, а в двадцать с небольшим у нас уже были дети. Возможно, я женился на Джойс, потому что чувствовал вину за добрачный секс.
Когда Марк бросил Дженни и возвратился к Джойс с видом побитой собаки, она выдвинула длинный перечень условий.
Она сказала мне, что я должен сходить к психологу и прекратить всякое общение с Дженни. Я выполнил оба условия. «Как это произошло? — спросила она. — Я желаю знать, как эта вертихвостка охмурила моего мужа!»
Джойс стала все глубже погружаться в депрессию.