Плохие мальчики не влюбляются

— Девочку — в «травму» на рентген. Парня — в реанимацию.

Какого парня? Я не могу ничего вспомнить. Огрызки какие-то… Мельтешит в голове образами. Чувствую, как меня чем-то прижимают.

Приоткрываю с усилием глаза.

— В себя пришла!

Закрывая свет на потолке головой, смотрит на меня медик с маской на лице.

Со стоном пытаюсь пошевелиться.

— Спокойно, — удерживает за плечи.

Светит мне в глаза фонариком. Зажмуриваюсь.

— Рот открой, — давит на челюсть, промакивая мокрое лицо салфеткой.

Во рту привкус железа и все раздулось.

— Ну, язык не откусила, уже слава Богу. Пальцами пошевели…

Двери скорой с грохотом захлопываются. Это же скорая, да?

Отключает.

В себя прихожу уже в больнице. Под носом трубка. Слабый поток воздуха щекочет ноздри. Тупая боль и онемение по всему телу. Голова не соображает.

— Мария Васильевна… — слышу женский голос. — Очнулась девочка.

Рядом присаживается врач.

— Фамилия…

— Царева… — хриплю еле слышно.

— Имя Отчество.

— Дина Юрьевна.

— Полных лет…

— Семнадцать…

— Аварию помнишь?

— Авария…

Вспоминаю резко вспыхнувшие огни фар. Полет и удар.

— Да.

— Телефон родителей?

Цифры в голове путаются. Сорок… Сорок семь… Или сорок один…

— Нет.

— Адрес?

А смысл? Приедет, будет только орать! Не могу ее видеть.

— Нет…

— Ясно. В общем, так, Дина. Двигаться тебе нельзя. Смещения и трещины у тебя. Везде. Пара переломов. Кости у тебя хрустальные! Как не изломалась вся — загадка. Видимо, мышечный каркас спас. И то, что не успели разогнаться. Мы что могли поправили. Лежишь смирно. Ждешь хирурга и других специалистов.

— Что? — всхлипываю я.

— Ох… — Обезболивающим ты накачана под завязку. Больше пока нельзя. Иначе, врачи диагностику не смогут сделать. Терпи…

— А Паша?

— В реанимации твой Паша. Живой… Но в себя пока не приходит.

— Воронин, — шепчу я.

— Телефоны, может, родителей знаешь? Он номер с мотоцикла снял. Документов нет собой.

— Швейцария… Из школы… — «мы» опускаю, не хочу, чтобы пока сообщали маме. — Он. Он из Швейцарии.

— Аа… Поняла. Хорошо. Найдем! Твоих родителей имена?

— Они не здесь.

— Кого искать-то?!

— Некого.

Она уходит, я закрываю глаза, возвращаясь в свое ноющее как больной зуб тело.

— Швейцарские эти… Без мозгов. То рейсинг, то байки, — слышу в коридоре. — Куда только родители смотрят?

— На курсы акций они смотрят, Галя. А от детей тачками откупаются. И вместе с тачками потом утилизируют.

Так и есть…

И всю ночь я словно в аду. Одна. В ужасе смотрю в потолок. В ужасе, потому что не чувствую, как шевелятся пальцы на ногах. А через лоб я фиксатором притянута к кушетке. И не могу поднять голову, чтобы посмотреть. На шее какой-то объемный ошейник.

Мне так плохо и неудобно. Но это и рядом не стоит с тем, как страшно и одиноко.

Я не плачу. Просто смотрю в потолок. И стараюсь ни о чем не думать. Я вспоминаю японский язык зачем-то. Потом английский.

Утром боль усиливается и приходят врачи. Разные… много… Ничего не говорят конкретного. Обсуждают витиевато на своем эльфийском мой позвоночник.

— Я смогу ходить? — поймав взгляд очередного, решаюсь я на вопрос.

— Будем надеяться, — подбадривающая улыбка.

Супер.

К обеду меня аккуратно заковывают в корсет. Ставят капельницу. Меня отключает. Сквозь сон я слышу, как они разговаривают за дверью. Я мало что понимаю. Но понимаю, что двигаться мне нельзя, иначе я рассыплюсь на осколки. Потому что моя костная ткань слишком хрупкая.

А в капельнице у меня что-то такое, что заставляет равнодушно засыпать, а не агонизировать от ужаса.

Вечером приезжает мама…

Смотрит в окно с тупым растерянным выражением лица. Я не вижу его. Я его чувствую по звенящей тишине в палате.

Потом начинает плакать, ругать меня, жаловаться…

— Допрыгалась?! Нагулялась?? А как убилась, так к матери бегом?! А я что теперь сделаю, а?! Бестолочь…

Молчу, не отвечая ей.

Звонит кому-то. Просит консультаций.

«Сколько? Сколько это будет стоить? Во сколько это обойдется».

Уберите ее, пожалуйста, уберите!

Мне снова ставят капельницу и становится пофиг…

Кажется, уходит.

К ночи меня переводят в палату. Там еще женщина с девочкой. Женщина несколько раз подходит ко мне, дает попить из трубочки. Спрашивает имя.

— Дина…

— Как же ты так?

Молча закрываю глаза.

— Там к Царевой очень просятся. Девочки со школы. Пропустить?

— Здесь не дом свиданий, не надо пациентов беспокоить! — строгий незнакомый голос. — Сможет спускаться, тогда уж.

— Да не сможет она спускаться… — ворчит негромко санитарка.

В груди все замирает от очередной волны паники.

Зажмуриваюсь.

Как это — не смогу?!

Глава 48. Лифт

Рафаэль

Аппетита нет. Задумчиво вожу вилкой по тарелке. Скоро прилетают родители с Даном. А я не могу ни с кем общаться, пока не раз рулю ситуацию с Диной. Я завис. Мне дальше не живется. И поэтому, я не в школе. Забил под предлогом ангины.

Я — скотина. В ее глазах. И мне надо не принять сей факт в этот раз. В этот раз мне придется его исправить.

У меня в голове с десяток способов сделать это. Но от каждого противно. Потому что эмоции обратно уже не отмотать. И они теперь навсегда между нами. А между нами и так дохрена всякого дерьма.