Плохие слова

— Что делать будем? — бегал по классу Леня. — Снова в поход пойдем? Может быть, нам теперь окно разбить? Или буржуя Сливу на фонаре повесить? Но ведь эта американская сволочь пихает нас к компромиссу.

— И мы, мужики, будем к этому компромиссу двигаться, — рассудительно произнес Головко. — Но постепенно.

— О! По-сте-пен-но! — поднял палец Эдик.

— План у них вышел хороший, — продолжал нефтяник Головко. — Лучшего бы я на их месте в жизни не придумал. Юркина работа, на сто процентов уверен. Золотая голова у парня. Но с точки зрения переговоров в нем есть существенный недостаток. Они в этом плане сами прошли почти весь путь уступок. Выложили почти все свои козыри. Понимаете?

— А ты, Василий, молодец! — одобрительно сказал Эдик. — Значит, мы просто…

— Совершенно верно. Просто смотрим предложенные цифры, что у нас тут, кстати, за цифры? — Головко заглянул в бумажку. — И делим их на два. То есть мы согласны на увольнение не пятнадцати, а, скажем, восьми процентов персонала, на сокращение часовой оплаты не до двенадцати с половиной, а до тринадцати и двух десятых, а социальный пакет и вовсе трогать не позволим.

— Неплохо, — остановился Леня. — Ход сделан, шар на их стороне. А им двигаться, собственно говоря, и некуда.

Нефтяник Головко, имеющий среди молодежи репутацию консерватора и тугодума, расцвел и чувствовал себя именинником.

— Но есть одна загвоздочка, — Леня снова пустился ходить по классу. — Нужно хоть как-то аргументировать нашу упертость. Нельзя же просто сказать «нет» — и все. Правильно я понимаю?

Совет директоров тем временем утешал Егора Анисова, едва не впавшего от нервного напряжения в истерику.

— Егорыч, все нормально, — басил Слива. — Не расстраивайся. Ну, не пошла масть, бывает. Тяжело в ученье, легко в бою. Наше дело правое, а этим козлам просто деваться некуда. Мы нашим планом их сразу загнали в угол. Они и перешли на личности. Расслабься!

— Они сразу применили эту тактику. Задеть, оскорбить, чтобы вывести из равновесия. Фу! Голубев меня вообще на три буквы послал, — пожаловалась Ситникова.

— На какие это три буквы? — развернул плечи Слива.

— На те самые. Когда я в их класс сунулась. Прямо так и сказал: Оля, иди на х…

— Сволочь, — расстроился Слива. — Я его после уроков в мелкий фарш изрублю. Игры играми, но зачем такой сукой быть?

Следующий раунд переговоров начал Василий Головко.

Он высоко оценил работу совета директоров и назвал антикризисный план очень профессиональным и перспективным. Василий провел параллели с некоторыми случаями антикризисного управления из российской и зарубежной практики. По всему выходило, что плану совета директоров уготовано место в будущих учебниках экономики.

С самого начала нового профсоюзного выступления Юра Шерингарц хмурил брови и ждал какой-нибудь пакости. А когда Василий Головко сказал: «Мы хотим лишь немного подкорректировать социальную составляющую этого замечательного плана», Юра все понял и оценил масштабы промаха.

Другие директора тоже заподозрили неладное.

Вперед выступил Эдик.

Извиняющимся тоном он заговорил, что его профсоюзный долг состоит в том, чтобы скрепя сердце требовать внесения существенных поправок в замечательный, умный и тонкий план администрации, отстаивая при этом интересы конкретного трудового человека.

— Люди выбрали нас сюда, — юродствовал Эдик, — для того, чтобы за цифрами и экономическими стратегиями мы не забывали, что каждому из них после трудового дня нужно есть. У многих большие семьи. Некоторым после увольнения в силу ряда причин уже никогда не найти другую работу. Вот лишь некоторые примеры…

Вика Плюшкина по-пионерски шагнула вперед и, потупив глаза, стала рассказывать историю жизни пожилого чернокожего сверлильщика Тома, сорок лет трудовой жизни отдавшего компании. Том работал на подлежащем закрытию заводе в Стентон-Сити. Далее без перерыва шла история одинокой матери четверых детей Саманты Клаус, которая и без того еле сводит концы с концами, и даже незначительное сокращение зарплаты отправит ее семейство прямиком за черту бедности.

«Гадина! — хотела крикнуть Оля Ситникова. — Это нечестно! Непрофессионально! Подло!»

Фондовый спекулянт Шерингарц выстраивал в голове последнюю линию обороны.

Банкир Слива спинным мозгом чувствовал, что его вот-вот кинут по-крупному, но на чем именно, было пока непонятно.

Вика Плюшкина сбивчиво закончила монолог историей двух слепых братьев, которые научились на ощупь убирать цех и делали это быстрее всех в компании. Эдик с Леней стояли с похоронными лицами и в нужных местах поддакивали Плюшкиной. Нефтяник Головко отодвинулся и, казалось, стеснялся того, что ему приходится участвовать в этом спектакле.

Итог подвел Эдик.

С торжественным видом он согласился на существенные, по его словам, уступки блестящему плану совета директоров и сердечно пожелал руководству компании успехов в антикризисном управлении.

Юра Шерингарц откашлялся и, стараясь выглядеть спокойным, сказал: