Плохие слова

— От лица совета д-директоров я хотел бы п-поблагодарить профсоюз за высокую оценку н-нашего п-проекта. П-признаюсь, мы не ожидали подобного п-понимания и теперь б-более чем когда-либо уверены в успехе наших п-переговоров.

Грибов, морщившийся от подробностей быта заокеанской бедноты, радостно кивал каждому грамотному слову.

— Однако уважаемые к-коллеги упустили из вида существенную деталь: предложенные ими цифры д-делают наш план совсем не таким б-блестящим, даже совсем не б-блестящим, а, прямо скажем, никуда не годным.

«Слава богу, — отлегло от сердца у Оли Ситниковой. — Хоть один умный человек нашелся. Если бы он еще не заикался!»

— Успех нашего п-плана состоит именно во взвешенной жесткости предлагаемых м-мер. Да, мы режем по живому, мы готовим тяжелую и рискованную операцию жизненно в-важной части тела ради спасения всего организма компании. Мы готовы рассмотреть некоторые уточнения, в том числе и п-по составу совета директоров. Но мы категорически настаиваем на п-принятии за основу именно нашего плана, а не предложенного уважаемыми к-коллегами. Это как раз тот хрестоматийный случай, когда д-даже небольшое количественное отступление сводит на нет качественную с-составляющую.

Профсоюзный лидер Эдик Каспарян выслушал оппонента с лицемерным почтением:

— Мы прекрасно понимаем ситуацию и высоко ценим ваши усилия. Мы отдаем себе отчет в том, что ваш гениальный план стал для вас родным детищем. Однако мы, в свою очередь, должны думать о реальных детях, о живых людях, их судьбах.

«Какой ужас! — мучилась Вика Плюшкина. — Какой стыд! Весь этот цирк, все оскорбления и ложь всего лишь ради учебы в Штатах. Ради карьеры, которая и дальше будет состоять сплошь из такого же дерьма!»

— Мы тоже готовы еще больше пойти навстречу совету директоров, — И Эдик зачитал заранее заготовленные незначительные уступки. — Предвидя возражения наших оппонентов, — добавил он, — напомню, что предложенные администрацией меры обеспечивают финансирование программы модернизации лишь на шестьдесят восемь процентов. Иначе говоря, остаток инвестиций все равно остается проблемой. В нашем случае эта проблема просто становится чуть сложнее. Но мы уверены, что нашим уважаемым директорам, в сжатые сроки разработавшим замечательный антикризисный план, по плечу и не такие свершения.

«Вот и все, — тоскливо подумал Юра Шерингарц, — двигаться нам почти некуда. Можно выклянчить еще пару процентов, но суть от этого не изменится — мы проиграли. Это я во всем виноват. Хотел сделать как лучше. И сделал, собственно. Зачем мне вообще нужна эта Америка? Неужели я здесь не заработаю?»

— Кстати, о птичках! — опомнился банкир Слива. — Что это за мутотень мы тут слушали битый час? Откуда повылазили все эти негры преклонных годов? Не негры, конечно, а афро, блин, американцы. Матери-героини, слепые дети и весь ваш райсобес? Где эти горемыки прописаны в тексте задания?

— Да, где?! — звонко вскрикнула Оля Ситникова.

— Как вам сказать, — вальяжно отвечал Эдик Каспарян. — Подобные люди есть на каждом заводе и в каждом городе. Не эти, так другие, похожие люди, изломанные судьбы…

— Мы протестуем, — перебила его Оля Ситникова и, эффектно тряхнув волосами, развернулась к кафедре. — Мы считаем, что нужно исходить строго из текста задания! Только из текста!

«Не, хороша телка! — отвлекся от игры банкир Слива. — Огонь!»

Грибов, скрипя стулом, обернулся к спонсору. Кажется, он был готов принять протест.

Но американец, поколебавшись секунду, сказал:

— Допущение кажется мне… ризонбл, допустимый. В драфте задание этих имен действительно нет. Но более чем возможно, что все упомянутые люди действительно могут существовать среди несколько тысяч персонала. Тем более что возможны другие, похожие примеры. Поэтому как переговорный аргумент они могут иметь сила.

Повисла напряженная тишина. Слышно было, как недовольно пыхтит Грибов.

— Очень странно, что подобные… допущения, а тем более подобные методы ведения переговоров кажутся… вам допустимыми и… имеют силу! — раздался ломающийся от волнения голос Егора Анисова.

Застенчивый Егор отчаянно боролся с собой. Губы его дрожали, в глазах показались слезы.

Присутствующие деликатно старались не смотреть на него.

«Состояние предобморочное, — машинально отметил Эдик Каспарян, анестезиолог по первому образованию. — Сейчас будем откачивать».

— В таком случае я хотел бы… обратиться к людям, существование которых… уважаемые судьи признали допустимым.

Егор несколько раз глотнул ртом воздух и сцепил перед собой руки.

— Дорогой Том. Дорогая Саманта Клаус. Дорогие слепые братья. Как, кстати, зовут братьев? — обратился он к Вике Плюшкиной.

— Что? — растерялась Вика.

— Братьев твоих как зовут?! — гавкнул на нее банкир Слива.

— Каких братьев?

— Слепых, бляха!

Вика почувствовала, что готова описаться.

— Тише, тише, прошу вас, — забеспокоился Грибов.

Американец не вмешивался и пристально наблюдал за происходящим.

— Это совершенно не важно, — пришел Вике на помощь Эдик Каспарян, — скажем, Билл и Том.

— Том у вас уже есть, — язвительно заметила Оля Ситникова. — Бывают и другие имена.