Плохие слова

«Это мы! — строили глаза женщины Сергею. — Нас нарисовал художник, смотрите на нас, мы красивые.»

— Ай да Гришка, сукин сын, — присвистнул Сергей, чувствуя неожиданное волнение. — Вот ведь сколько всего намалевал, плодовитый ты наш!

Сергей сел за руль и бережно, стараясь не газовать, заехал обратно в гараж. Машина поместилась с трудом, прямо в лобовое стекло свесился хитроглазый змей, предлагающий легкомысленной Еве ослепительно красное яблоко.

— Ну что, разложил художества? — спросила подобревшая Татьяна.

— Да, все влезло, можешь сама посмотреть.

— Что смотреть, я на вашей выставке видела. Как был Гришка юбочник, так и остался. Горбатого могила исправит.

— Это точно.

Позвонил Гриша.

— Как дела, старичок? Поместилось мое культурное наследие?

— Поместилось, — коротко отвечал Сергей.

— Вот, я тебе говорил, что все будет в порядке! Скоро я что-нибудь придумаю!

— Думай быстрее, пока крысы не начали жрать твою живопись, — раздраженно брякнул Сергей.

— Что… что? — залепетал Гриша. — Какие крысы? Ты что? Ты о чем?

Сергею стало совестно.

— Это я так, шучу. У меня все забетонировано. Я зимой в гараже квашеную капусту держу, мне только крыс там не хватало.

— Ну и шуточки у тебя, брат. Ты не расслабляйся. Это не просто художественные ценности, это материальные богатства на много тысяч очень условных единиц. У тебя хоть замок на гараже хороший?

— Гриша, если у тебя ценностей на столько условных единиц, — начал было Сергей, но решил не продолжать.

— То что же ты, сука, ходишь в дырявых носках? — захохотал незлобивый Гриша. — Серега, это все вторично, поверь мне.

Змей сразу же повел себя фамильярно, по утрам глумливо скалился в лобовое стекло.

«Сейчас эту глупую телку я в шесть секунд разведу на яблоко, — подмигивал Сергею змей. — Спорим?»

— Факт, разведешь, змеюга, — соглашался Сергей. — Такую лохушку любой разведет безо всякого яблока.

Простодушная полная Ева и вправду казалась готовой к искушению, но коварный змей все время оттягивал решительный момент.

Однажды Сергею показалось, что змей немного приблизился и предлагает ему тоже попробовать красное яблоко.

— Сам жри, — отказался Сергей.

Другие картины были хорошо видны только в пустом гараже, и, выключая свет или открывая ворота, Сергей всякий раз ежился под их взглядами.

На выставке они были просто полотна, здесь же, сплотившись рамкой к рамке и заняв собой почти все малое пространство гаража, они слились в единую многоглазую и разноцветную живопись.

Снова позвонил взволнованный Гриша.

— Серега! — заорал он на своем конце провода. — Дело на сто миллионов! Нужно показать мои картины критику Антоневичу. А самое главное, с ним будет профессор Бердянцев. Сам Бердянцев, понял?!

— Нет, — признался Сергей.

— Ах, ну да. В общем, я дал ему твой телефон, он будет звонить тебе завтра вечером. Только давай так: если спросит, почему картины в гараже, скажи, что у меня планируется выставка, скажем, в Рязани, ну, и чтобы не возить их, сам понимаешь. В общем, твое дело сторона, главное, про наши вокзальные бега не проболтайся. А то несолидно выйдет.

— Что же они не пришли на выставку, как люди?

— Антоневич был, не в нем дело. А Бердянцев только что вернулся из Барселоны и говорит: хотелось бы взглянуть на выставку художника Капитанова. Ему говорят — закрылась. Как закрылась? Очень жаль. Тогда Антоневич где-то раскопал мой телефон, звонит, ну я его и обрадовал. Эх, Серега, есть Бог на свете! Если Бердянцеву понравится, Антоневич с его рецензией напишет статью в «Обозрение», а это уже совсем другой полет! Старичок! Короче, так: с меня любая картина, кроме восьми больших, «Элегии», «Тореадора» и «Осени». Любую другую забирай себе, над диваном в большой комнате повесишь. Или в детскую, там у них на стене какие-то убогие журавлики висят. Договорились?

— Да ладно…

— Бери, бери. Эх, Серега!

Ради визита критика Антоневича и профессора Бердянцева Сергею пришлось отказаться от хорошего заказа. За полчаса до назначенного времени Сергей вывел машину из гаража и отогнал ее подальше, чтобы соседство «Газели» не оскорбило в глазах гостей высокое искусство. Еще он подровнял картины, спрятал ведро и грязные халаты, подмел пол и вынес мусор.

За пятнадцать минут выкурил три сигареты.

Профессор и критик прибыли вовремя.

— Святослав Аполлонович Бердянцев, — представился профессор, не подавая руки.

— Владимир, — бросил второй.

Сергей совсем разволновался.

— Я Сергей Пличкин. Пойдемте вон туда.

«Святослав Аполлонович, — злился на себя за волнение Сергей. — Конечно, с таким именем лопатой махать не будешь! Профессор… Хорошо хоть не еврей».

— У Григория э… скоро выставка в Рязани. Вот он свое хозяйство у меня и оставил. Чтобы туда-сюда не таскать, — некстати доложился Сергей, забыв к тому же Гришино отчество.

Гости приблизились к распахнутым воротам гаража.

— Ух ты! — не удержался Антоневич при виде картин.

Чуть улыбнулся и профессор.

— Н-да, концептуально.

«Что? Как?» — испугался Сергей.

— Можно включить свет, у меня яркий, двести ватт, — засуетился он. — Но, по-моему, при дневном лучше.

— Лучше, — кивнул профессор.

Гости на пару минут замолчали.