Иногда от скуки Агата думала о Лере, но на её страницу принципиально не заходила. Не потому что боялась попасться или считала это чем-то неприличным. Причина крылась в другом. Такое шпионство причиняло Агате боль. Страшную и невыносимую. Она не хотела видеть, что у Леры больше друзей, больше «лайков» и больше просмотров на записях, чем у неё. Она всё ещё немножко ей
Эти вопросы без конца крутились в мозгу Агаты и не находили выхода. Она не позволяла им обрести голос. Произносить имя «Лера» при Даниле было слишком опасно. «Не надо ему лишний раз о ней напоминать. Ни к чему», – говорила она себе и заталкивала мысли об Андроповой в самый дальний уголок сознания, но рано или поздно всё равно к ним возвращалась.
Январь выдался наполовину морозным, наполовину снежным. Про мастер-класс по изобразительному искусству Данил благополучно забыл. Он вернулся из Красной Поляны поздно вечером девятого и десятого проспал весь день. Из-за пропавших билетов Агата дулась целые сутки, и он еле-еле задобрил её пирожными-корзиночками и проверенным способом целования у стены возле дверей центра.
Февраль начался с оттепели. Температура воздуха держалась от нуля до плюс трёх. С крыш капала капель, по дорогам бежали ручьи, снег стал грязным и рыхлым. Количество заболевших ОРВИ и ГРИППом росло как на дрожжах. Школы по давно заведённой традиции благополучно вывели на карантин. Данил и Агата учились.
Агата не использовала ни то, ни другое. Гораздо больше новостей и статистики её расстраивало то, что в кинотеатрах собирались ввести ограничение на количество продаваемых билетов. Город шумел. Продукты в магазинах скупались тоннами. Отмечать шестнадцатилетние в кафе Агате по понятным причинам не разрешили.
– В центре, потом дома с семьёй. Если хочешь, можешь пригласить Данила. На этом всё, – отрезала Анна Георгиевна, и Агате пришлось согласиться.
«Хоть такой праздник, чем никакой», – пожала плечами она и третьего марта выкинула из головы все плохие мысли разом. Настроение подняли новое платье и накрашенные ресницы. Разрешение на косметику в некоторой степени уравновешивало запрет на кафе. «Компромисс», – как выразилась Анна Георгиевна и сунула дочери пять тысяч на мелкие расходы. Шкандыбая на восьмисантиметровой шпильке, Агата принимала поздравления из всех уголков центра. Свёртки от учителей, Зои Альбертовны и Вадима были свалены в одну разноцветную кучу на подоконнике. Агата
Он принёс ей охапку жёлтых тюльпанов и белого плюшевого мышонка со смешными светло-розовыми ушами. Мышонок был интересным. В полосатом свитерке, с ярко-красным сердцем и надписью «Love». При надавливании он пел: «Я люблю тебя», – и тянул к Агате маленькие лапки.
Охапка тюльпанов упала на парту. Мышонок чебурахнулся на пол. От переполнявшего душу счастья Агата чувствовала себя пьяной. Данил стоял на расстоянии вытянутой руки. Данил
– Тебе сегодня шестнадцать.
– Ага, – она закинула руки ему на шею. Ей хотелось быть ближе. Хотелось, чтобы он никогда не отпускал её от себя.
– Тебе сегодня шестнадцать. – Его дыхание стало тяжёлым. Мускулы напряглись, а пальцы потянули наверх край её платья. – Тебе сегодня
В последние две недели Данил особенно осмелел. Даже Анны Георгиевны не стеснялся и всё время пытался погладить Агату по выпирающим частям тела. Видимо, подготавливал.