– Создала видимость. Но на самом деле каждый день его вспоминала. В октябре две тысячи двадцатого он ушёл в армию, и я боялась, что там он заразится ковидом. Если в городе люди пачками попадали в больницы, представляешь, что было там?
Аля ничего не сказала, но слегка качнула головой в знак согласия. Агата продолжила и выложила всё, что случилось с ней за последние два года:
– Данил хотел, чтобы я ждала его из армии. Говорил, что за год многое может поменяться, а я разозлилась и сказала, чтобы его ждала Лера. И он пообещал, что так и сделает. А потом мы расстались. Окончательно. Он пошёл в одну сторону. Я – в другую. Специально. И ни разу не оглянулась, потому что боялась увидеть, как он её обнимает. А Лера его не дождалась. Через десять месяцев я встретила её в парке с другим парнем.
Аля вздохнула и снова покачала головой.
– Да никакую Леру он себя ждать не оставлял. Она у него в печёнках сидела. Да и не стала бы Лера его ждать. И Даня, я думаю, это понимал, а тебе про неё сказал или от злости, или от бессилия.
Агата опустила взгляд и посмотрела на серую ковровую дорожку, лежащую у кровати.
– Ты даже не представляешь, как я её ненавижу. Каждый день проклинаю. Каждый день желаю ей смерти. Иногда, когда домашки задают не слишком много, дважды в день. Утром и вечером.
Аля встала с дивана и подошла к окну. Агата ждала, что она начнёт говорить о прощении. Может быть, даже вспомнит Достоевского, но Аля отчего-то произнесла совсем другое:
– Почему не представляю? Очень даже представляю. И понимаю. Я когда-то так же ненавидела. И тоже желала смерти. Изо дня в день.
От такого заявления Агата разинула рот.
– Мне и маме.
Аля засмеялась. Её смех показался Агате нервным.
– Нет. Женщине, которая разрушила
– Твой муж тоже изменял тебе?
– Мой муж мне ни с кем не изменял.
Теперь Агата тоже встала. После двух лет разлуки ей хотелось быть к Але как можно ближе.
– Значит, это тот человек, который пишет тебе письма?
– Да…
– Расскажи мне о нём. Пожалуйста…
Спина у Али сгорбилась. Плечи опустились.
– Да нечего особо рассказывать. Это был конец семидесятых. Мы учились в одном классе. Сидели за одной партой, а потом я поступила в педагогический, а он – в военное училище в Краснодаре. Четыре года переписывались. Летние каникулы проводили вместе. Закончили и подали заявление в ЗАГС, а дальше, как в песни Анны Герман: «Красивая и смелая дорожку перешла». И не просто перешла, а ещё и забеременела. Не знаю уж теперь правда это была или нет, но я его к ней и отправила. Простить не смогла. Всех послушала. Мать, подружек. Всех, кроме него и себя. А через полгода вышла замуж за другого. Думала, так забыть легче будет.
– А твой любимый?
– А мой любимый уехал служить под Ригу. С молодой женой.
– С той самой?
– С той самой. Я его своими руками ей отдала. А следующие двадцать лет мучила и себя, и своего мужа. Пока Даня не погиб.
Агата вздрогнула и лишь спустя секунду поняла, о каком именно Дане шла речь. О сыне Али, который умер в две тысячи третьем в Чечне.
– Но, если вы пишите друг другу письма, значит, ты всё-таки его простила, и вы помирились?
– Мы встретились спустя тридцать пять лет. Случайно. Он приехал хоронить мать. С тех пор мы пишем друг другу письма.
– Но почему вы сейчас-то не вместе? Его дети уже, наверное, давно взрослые.
– Да у него и внуки уже взрослые.
– Тогда почему?
– Потому что жизнь прошла, Агата. И судьбы у нас разные. Он теперь большой человек. Генерал-майор. В Москве. А ещё его жена тяжело больна. Пять лет борется с раком. Я не могу его у неё забрать.
– Вот ты не можешь. А она его у тебя когда-то забрала и глазом не моргнула.
– Этим мы и отличаемся.
Агата обняла Алю и по старой памяти положила голову к ней на плечо.
– Почему они так делают, а?
– Кто? И что именно?
– Все они. Все эти женщины. Лера, вторая жена моего отца и
– Забрать чужое проще, чем своё построить.
– Ведь каждая из них знала. Каждая! У твоего генерала была невеста. У моего папы – законная жена и ребёнок. Мы с Даней встречались почти год. И никого из этих женщин это не остановило.
– И твой отец, и мой Саша, и Данил – они все были перспективные. А иногда человеку просто надо что-то получить и всё. И тогда он или она ни перед чем не останавливается.
– А я бы вот так не смогла. Даже если бы знала как. Мне бы совесть не позволила. Лежала бы и плакала в подушку, но делать, как Лера и остальные, я бы не стала.
Аля отошла от окна и снова опустилась на диван. Агата повернулась к ней лицом, но садиться уже не захотела.
– Выходит, ты могла бы быть генеральшей.
Аля засмеялась. Её смех прозвучал чисто и звонко, как журчание горного ручья.
– Могла бы… Но тогда бы мы с тобой не встретились.
Агата подошла ближе и снова прижала к груди мышонка.
– Можно я заберу его?
– Конечно. Он же твой. Только боюсь, мама твоя не обрадуется, если увидит эту игрушку у вас дома.