Иду прямо к сценам, оглядывая их в поисках Брук. Ну, либо я пропустил ее выступление, либо она еще не выступала.
Когда я сажусь, ко мне подходит блондинка с пэстисами на сосках и в коротенькой юбочке, чтобы принять у меня заказ, рассказывая об их
Именно эта мысль приходит мне в голову, когда я оказываюсь в океане женщин, расхаживающих топлесс и крутящихся в одних стрингах вокруг металлических шестов. И эта мысль пугает меня до чертиков.
Почему я не могу оставить отношения между мной и Брук такими как сейчас? Красивыми, не испорченными.
Вздыхаю и зарываюсь пальцами в волосы.
— Можно просто пива? — спрашиваю я. Официантка кивает и уходит прямиком к бару. И под «прямиком» я подразумеваю, что она останавливается три раза ради
Блядь.
Начинаю жевать губу, стуча пальцами по подлокотнику кресла, в котором сижу, и блуждая глазами по кабинке в углу — по женщинам в блестящих серебристо-золотых туфлях и стрингах, которые едва прикрывают их киски. Приватные танцы в самом разгаре, три разных танца одновременно.
Пока я наблюдаю за женщинами, которые извиваются своими телами на одетых коленях клиентов, чувствую, что меня начинает тошнить. И думаю, какой же я мудак. Не то чтобы для
Возможно, прийти сюда не было такой уж хорошей идеей.
Стучу своим ботинком по полу и решаю уйти прежде, чем Брук заметит меня, но затем сменяется песня и девушка на сцене передо мной растворяется в тени. Откидываюсь на спинку кресла, когда официантка ставит пиво на столик около меня и наклоняется, чтобы я сунул свои деньги между ее сиськами. Быстренько впихиваю десятку и убираю руку, наблюдая за темнотой на сцене со странным скручивающим мой живот ожиданием.
Внутри появляется странное чувство, когда я вижу Брук на сцене. Словно вот-вот потеряю голову.
Софиты тускнеют, а потом ярко вспыхивают, освещая пышные формы Брук, пока она прогуливается по сцене, словно по подиуму в Париже. Она в туфлях на высоких каблуках розового цвета, как жевательная резинка. И мне хочется съесть ее.
Вдруг осознаю, что наклоняюсь вперед, локтями упираясь в колени, а мой член становится в сто раз тверже, чем алмаз. Ай, детка. Ай.
На Брук крошечная розовая сорочка, пара пэстисов в форме сердечек, которые видны под полупрозрачной тканью, и малюсенькие стринги — единственный клочок, который скрывает ее гладко выбритую киску от толпы.
Облизываю губы и откидываюсь назад, затем беру пиво в руку, чтобы занять их хоть чем-нибудь, кроме члена. Внутри идет война: одна часть меня хочет насладиться шоу, а другая — хочет стащить ее со сцены и увести за дверь, обещая Брук, что ей больше никогда не придется работать здесь.
Но, как бы ни хотелось этого, у меня не хватит на это денег.
Отхлебываю огромный глоток пива, а затем морщу нос из-за дешевого горьковатого вкуса. Отставляю его прочь, когда Брук достигает пилона. Ее слегка загорелая кожа вспыхивает розовым и серебряным блеском. Он покрывает ее грудь, живот и бедра и мягко сочетается с мерцающими тенями и блеском для губ, которые она нанесла.
Чувствую, что быстрее стучу Доком, когда она руками обхватывает шест и начинает раскачиваться туда-сюда по кругу, а ее длинные волосы, затянутые в тугой конский хвост, повторяют ее движения, развиваясь словно флаг. Когда Брук оборачивается, чтобы посмотреть через плечо, она смотрит в темноту с выражением средним между смирением и злостью.
Снова облизываю губы и выпрямляюсь, гадая, может ли она увидеть меня, сидящим здесь и скрытым безымянной темнотой, пока другие мужчины, окружающие меня, кричат и улюлюкают, бросая деньги на сцену. У сцены имеется выступающая часть специально под эти цели, но в ту же секунду, как любой из этих придурков, оказывается ближе, чем в полутора метрах от Брук, вышибалы начинают дергаться.