— Я предлагаю тебе сделать первый шаг.
Я потираю глаза.
— Боже, Руби, нет. Мы попросту не подходим друг другу. Это как масло и уксус. Сколько ни взбалтывай друг с другом, никогда не смешаются.
— Кэсси, — говорит она, выражая всем своим взглядом «прислушайся к мудрым словам, которые я собираюсь сказать», — ты забываешь, что несмотря на то, что масло и уксус не смешиваются, из них получается восхитительная приправка к салату.
Я прищурено смотрю на ее.
— Ладно, это лишено всякого смысла.
Она вздыхает.
— Знаю. Извини. У меня нет никаких идей. Однако, приправка обалденная. Я веду вот к чему: ты должна трахнуть Холта. Будет вкусно.
Я шокировано смотрю на нее.
— Что?! Я должна… что? В смысле… я даже не могу понять…
— Только
Я опускаю плечи и надуваю губы.
— Ладно, ладно. Я задумывалась об этом. Но это не значит, что я решусь на такое.
— Стоит ли мне напоминать тебе о том, что ты бесстыдно трахнула его в одежде, когда была пьяна? И, по всеобщему мнению, он не жаловался.
— Это не считается.
— Ты терлась своими женскими прелестями об его причиндал, Кэсс. Это считается.
Я со стоном накрываю лицо волосами и издаю стон.
— Руби…
Она убирает мои волосы и вперяет в меня недовольный взгляд
— Кэсси, ты определенно сохнешь по этому парню. Что бы между вами ни происходило, тебе нужно с этим разобраться, пока вы оба не слетели с катушек. Ты не сможешь спокойно жить, пока не решишь эту проблему с сексуальным напряжением. Это не здоровый подход. Я за то, чтобы ты трахала его, пока вы оба больше не сможете стоять, именно это сделала бы я.
Я снова стону от безысходности и откидываюсь на кровати.
Она встает и направляется к двери, потом говорит:
— Знаешь, один мудрый человек однажды сказал: «Истинную любовь невозможно найти там, где ее не существует, но ее нельзя скрыть там, где она расцветает». Подумай об этом.
— Как проникновенно, Рубс. Это из твоей философской книжки «Сто и одна цитата»?
— Не-а, — говорит она с улыбкой. — Дэвид Швиммер. «Поцелуй понарошку». Ужасный фильм.
Я смеюсь.
— Спокойной ночи, Кэсс.
Ночью мне снится Холт, и спасибо Руби, рейтинг определенно – Х.
На следующий день, по дороге на нашу первую репетицию, я все еще не понимаю, как вести себя с ним.
Когда я поворачиваю за угол по направлению к театральному корпусу, я вижу его во дворе. Он стоит, прислонившись к лестничным перилам у входа в театр, на нем очки и в каждой руке по картонному стаканчику. Когда я подхожу ближе, он замечает меня и выпрямляется. Я останавливаюсь перед ним.
— Привет, — говорю я.
— Привет. — Он смотрит на меня, покусывая изнутри щеку.
Мы стоим так несколько мгновений, потом он протягивает мне один из картонных стаканчиков и говорит:
— Ох, вот дерьмо. Это хм… тебе.
Я принимаю стаканчик и подношу к носу.
— Что это?
— Это «Мудачино», так же известный как «Членочино».
Я пытаюсь сдержать улыбку, которая трогает уголки моих губ.
— Ха, а по мне так, пахнет как обычный горячий шоколад.
— Да, оказывается, в кофейне закончился «Мудачино-Членочино». Я предложил им приготовить еще несколько, но они сказали, что я сам сверхопытный.
— Они были правы.
Мы потягиваем наши напитки в тишине, и я так понимаю, этот горячий шоколад равносилен извинениям с его стороны, которые я рано или поздно собираюсь получить. Но сейчас я довольна и этим.
— Ну, — говорю я, — выучил свои реплики?
Он кивает.
— К сожалению. Шекспир мог нанять редактора и получше. Чувак был не слаб на язык.
— Ромео еще не полюбился тебе?
Он опускает свой взгляд на стаканчик, который вертит в руке, держа за край.
— Нет. Чем дольше я работал над репликами, тем больше убеждался в том, как это охренительно тупо, что меня утвердили на эту роль. Я не смогу сыграть эту роль, Тейлор. Правда, не смогу.
— Эрика считает, что сможешь.
— Да, но Эрика заблуждается. Она видит во мне того, кем я не являюсь.
— Или может она верит в того, кем ты можешь стать.
Он качает головой.
— Пусть у нее будет хоть вся вера мира, все, на что я способен, это дать ей плохого Ромео.
— Может, именно это ей и нужно. Идеальный Ромео скучен. Гораздо интереснее наблюдать, как он борется с эмоциями, и в итоге одерживает верх над своими страхами.
Он изучает пристальным взглядом свой стаканчик, затем говорит:
— А что если он не одержит верх? Что произойдет потом?
Я напрягаю свой мозг в поисках обнадеживающего ответа, когда появляется Эрика. Один за другим, выбрасывая по пути пустые стаканчики в урну, мы следуем за ней в театр, в котором царит полумрак.
— Ну, ребята, как настрой? — спрашивает она.
Мы с Холтом неразборчиво мямлим в ответ что-то положительное, и на этом беседа заканчивается.
— Я не хочу вас пугать, — говорит Эрика, глядя на каждого из нас, — но успех всей этой постановки зависит от вас двоих и от правдоподобности ваших отношений.
Холт выдыхает.
— Господи, Эрика. Никакого давления и прочей фигни.
Эрика посылает ему сочувственную улыбку.