Площадь

— Забыл, как меня зовут? Это не важно.

Действительно, не это важно, главное, он знает, что она — его любимая.

Ласково заглядывая ему в лицо, она спрашивает:

— Отчего так поздно?

Менджюн не знает, как ответить. Надо срочно придумать оправдание:

— Опоздал, но ведь пришел!

— Конечно, я очень рада. Я не обидела тебя своим вопросом?

Менджюн обнимает ее…

На Севере его встретила серая Республика. Вопреки его ожиданиям, это совсем не была Республика красная, словно заря в Маньчжурии, и никто здесь не горел желанием переделать судьбу страны. Еще больше его удивило то, что коммунисты не хотели ни гореть, ни проявлять энтузиазм. Он впервые начал это четко осознавать, когда по указанию партии стал ездить с лекциями по крупным городам Севера. Школы, заводы, дома политического просвещения — всюду, куда бы он ни приехал, слушателей было много. Но что это была за аудитория? Усталые, не проявляющие никакого интереса к жизни люди, совсем не те героически встающие на трудовую вахту ради обновления своей республики и преисполненные революционного подъема граждане, о которых трубила официальная пропаганда. На этом фоне его патетика производила обратный эффект. По указанию партийного отдела пропаганды текст его лекций многократно переделывался. В итоге он неузнаваемо изменился, превратился в набор набивших оскомину пропагандистских фраз, зато его официально утвердили инстанции. То же самое изо дня в день твердила официальная коммунистическая пропаганда.

— Товарищ Ли Менджюн, в конспекте ваших лекций ничего не говорится о том, что вы сами видели и испытали в Южной Корее. Не упоминаются ни кровопролитная борьба, развернутая в горах Тхэбэксан, ни трагическое положение южно-корейских крестьян, изнывающих от произвола кровожадных помещиков. Вот, взгляните. Их пресса дает обильные материалы на эту тему, — с этими словами заведующий отделом пропаганды взял со стола газету и развернул ее так, чтобы Менджюн мог прочитать заголовок.

Это была свежая газета из Сеула. Крупный шрифт заголовков на третьей странице: «Крупные боевые успехи в горах Чинсан», «Взято в плен 20 человек», «Захвачено большое количество оружия и боеприпасов». Это знакомо. Отдел хроники. Откровенно говоря, пока жил в Сеуле, он не особенно вчитывался в такие разделы. Он смутился, невольно покраснел, как провинившийся ученик перед строгим учителем. Он знал, что слишком зациклился на своих мелких умствованиях, не стараясь выйти из их узких рамок.

Устроившись на работу в газету «Нодон синмун», орган ЦК Трудовой партии Кореи, он был полон решимости начать новую жизнь. Для этого после работы подолгу задерживался в читальном зале, прилежно занимаясь самообразованием. В течение первой недели от корки до корки прочел «Краткий курс ВКП(б)». Среди партийных работников эта книга считалась самой модной политической литературой, и ему самому не хотелось отставать от других в политучебе.

«В канун Октябрьской революции великий Ленин сказал на таком-то съезде»… В этой книге можно было отыскать рецепты на все случаи жизни. Ну точь в точь Священное Писание: «…О деяниях святых апостолов в Новом Завете…» или «Иисус говорит, что…». Суть коммунистического воспитания ничем не отличается. В любой ситуации на любой вопрос ответ ищется в «Кратком курсе…». Выяснилось, что слова, которые Менджюн употреблял до сих пор, мало подходили для его новой работы. Вероятно, словотворчество — вполне естественное, закономерное явление. Были же в свое время «дадаисты», увлекавшиеся поисками иррационального, нигилистической антиэстетикой. Они любовались бессмысленными сочетаниями звуков, придумывали новые слова для отражения своих идей. Почему бы и коммунистам не делать этого? Разница одна: дадаисты занимались художественным хулиганством и выдумывали бессмысленно звучавшие новые слова, коммунисты же распространили свое словотворчество практически на всю словесность. Но их новые слова — мертворожденные, в них нет жизни, нет оттенков, нет знаковости. Метод нового словообразования — шаблон и штамп, как будто слова клепают с помощью клише. Нет, это не похоже на восход солнца, скорее — на предвечерние тени. Рассчитано не на подъем творчества масс, а на слепое повторение. Не вера, но ложное ее толкование.

Минуло полгода после его появления на Севере. Снова пришла прекрасная пора года — весна. Ему вспомнился день, когда он решился войти в логово тигра. Здесь любой неосторожный шаг может быть истолкован как измена, предательство. А это смерть. Что делать? Его душила здешняя атмосфера, в горле саднило, как будто он вместе с воздухом вдыхал железные опилки. Утирая пот со лба, он тоскливо смотрел в потолок комнаты, где проживал на полном пайке.