Площадь

За спиной мы оставили тридцать два этажа – и все в разные стороны. Хотите – загляните в аудиторию. Вам просто будет не очень понятно, правда, зачем вы это сделали. Но кто сказал, что должно быть понятно? Там, например, в стихах про потрясения всё становится “…цьонно”.

Лекцья.

Она сидела, ожидая терпеливо, пока закончится лекция (ладно уж…), ею же начатая. Волоокая волглая красавица возраста кафедрального и наклонений неопределенных…может, ввиду сидения во время чтения лекции, что, конечно, нестандартно, но – объяснимо, потому что радикулит недавно.

Пройдут долгие месяцы чьей-нибудь жизни, и она встанет, попринимав зачетов, а, может и непопринимав, а просто скажет ассистенту: «Соберите зачетки и отнесите на кафедру…», а сама, вильнув формами, полными мироощущения и содержания, уйдет на кафедру пить чай и говорить на вселенско-философские или же, наоборот, кощунственные темы. Вас это устраивает? Меня тоже. Поехали дальше.

– Начинаем заседание Сообщества Священного, Универсального, Всемирного, Изумительно страшного!!! Доклад сегодня будет: «Доклад на еще одном семинаре»!

– А ведь я просил, чтобы мне слова не давали, – глубокомысленно замечает драйзеровского вида мужчина, являющийся по самой сути своей и на самом деле переодетой фрейлиной. – У меня от этого слезают усы, а женщинам сюда вход воспрещен.

– А мне что делать?! – ведущий собрания скандализован. – Я уже объявил Вас и не намерен поступаться самым святым!

Фрейлина поднимается и поет гимн. Собрание поднимается. Неожиданно раздается звон стекол, грохот выбиваемого окна, и в комнату вваливается воровского вида субъект с револьвером.

– А-а, с-с-суки-э-э!!! – заявляет субъект, но неожиданно останавливается, потому что понимает, что, в общем, не туда попал. Вид некоторых из присутствующих приводит его в ошеломление, потому что портреты этих некоторых он видывал ранее в газетах и понимает, что в жизни его наступил теперь иной, принципиально новый период. Впрочем, оно и дураку ясно, что мысль эта никчемная, бесполезная.

– Да Вы присаживайтесь, что Вы стали, – вежливо говорит королева.

– О-о-о… А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!! – отвечает субъект, потому что он её сперва не заметил.

– Что бы такого сделать? – говорит королева. – Пойдем, что ли, к универу, пива выпьем?

– Не выйдет, Ваше Величество, – отвечает один из окружения. – Этого козла придется тогда добивать. Он уже слишком много видел. Вы же знаете, что это не полагается.

– Но что же… – беспомощно говорит королева. Глаза ее наполняются слезами.

МАЛЫЙ ГОРОДСКОЙ МАГИСТР

вышел из бокового подъезда магистрата и с превеликими мерами предосторожности, призванными как утешить несколько себя, так и заставить улыбнуться окружающих, проследовал в большое, огороженное и крытое парусом помещение, долгие годы располагающееся между зданием ратуши и малым городским театром. Единственным достоинством помещения было то, что оно было заведение и в нем был открытый воздух, и подавалось одинаковое и достаточно свежее пиво безотносительно тех, кто в каком качестве заявился, что, согласитесь, в любое время года и в любом конце вселенной одинаково хорошо.

Время, опять же, достаточно удачное для ценящего в той или иной степени свою индивидуальность. Утренний наплыв посетителей растаял, невыразительно или же, напротив, матом обсуждая различные, как текущие, так и вечные в своей данности события. Малый городской хотя бы ближайшие полчаса не магистр, не торопясь, берет пиво и располагается у того края кафе, где, правда, наверху отстает кусок брезента и рвано, но ему больше всего нравится. Скоро и горожанка появится с рыбой в подоле платья. Скоро и поговорить будет с кем.

На верхней кромке заведения, где брезент переходит в небеса, воссияло яркое, с краснеющей кромкой, пятно, и, угасая постепенно, превратилось в племянника фрейлины.

– Что вы с ним сделали? – спросил малый городской магистр, отдаленно надеясь, что ему не придется выслушивать подробный рассказ. Зачем ему это, к чему это?

– Знаешь, чё было, – отвечает племянник фрейлины. – Они, к”оче («короче»), в такое попали, чо делать, к”оче, думают-думают, потом Бес придумал – к”оче, они поехали, его отвезли; глаза, к”оче, завязали – она сказала же его оставить, когда кого кончают, ей ломки, – ну, к”оче, на свалку ту, сзади города, отвезли, выбросили…

– Ну, и что, ну?.. – спрашивает слегка нетерпеливо Малый городской магистр, в надежде избавиться хотя бы от одного-двух заключительных «короче».

– Ну, и чё я тебе говорю, – отвечает племянник так же нетерпеливо. – Они, к”оче, его отвезли, там выбросили, – ты приколись, чо дальше? – помнишь, когда это было? – он, к”оче, там остался! – приколись, живет там, чин-чинарём, живет, все нормально, уходить не хочет…

Магистр представляет себе, как если бы его жизнь подошла к концу.

Племянник не представляет.

Нальчик – Баку – Израиль

1986 – 1999

...............................................................................................................................