Плот у топи

А потом они выпустили ниточки, ленточки, шнурочки – и воздушные шарики полетели в небо. Все небо было цветным. Это так радостно смотрелось… И солнышко тогда заблистало, как белое золото… как начищенный, пахнущий уксусом медяк… Я вспоминаю: тогда запахло уксусом, становилось все резче и резче, а потом так резко, что нестерпимо зажгло слизистую и глаза… хлынули потоком слезы, и я испугался – мне показалось, что глаза лопнули, как волдыри на мозолях, и вытекают на руки, на землю.

Вдыхали смешной гелий и говорили детскими голосами… наполняли шарики теплым дыханием, выдыхали в них свой дух – и шарики уносили в выполненную в тот день в холодных голубых тонах высь какое-то количество жизненной силы… (Один дух – единица измерения жизненной силы, равная одному вдоху-выдоху). Четыре лошади отдыхали от кнута, части четвертованного тела валялись в пыли – дело сделано; палачи, стегавшие лошадей, тоже отдыхали. Зрители – огромная толпа на площади – жрали зрелище. Зеваки! Ожидали жратвы так долго! Да. Тело приговоренного оказалось крепким, оно никак не хотело рваться: забили до смерти… Одна лошадь пала, прежде чем придумали подрезать руки в подмышках и ноги в паху. Когда тело разорвали, они выпустили из рук поп-корны и воздушные шарики и немедленно принялись аплодировать. Я обратил внимание на их руки: ладони были прямые, пальцы сложены вместе, хлопки получались деревянными, и лица их улыбались деревянно, и только глаза блистали – стали – такие живые, в них отражалось солнышко.

***

– Ну, пускай будет конец истории…

КОНЕЦ

***

– Научно-развлекательная галлюцинация про жестокости Средневековья… от первого лица… Что скажете? – спрашивает инквизитор.

– Ужас. Ну и дерьмовая же была эпоха! – отвечает приговоренный.

– А сейчас что, лучше?

– Да... пожалуй… тоже дерьмовая… Все эпохи дерьмовые! Всегда-то они рвут друг друга на части, не могут без этого… тупые зеваки!

– Можем посмотреть что-нибудь еще…

– Нет, не надо, остановимся на этом. Мне понравился анекдот в начале… и… я хочу, чтобы было со свиньями-зеваками…

Герда

(третье…)

Человеческие глаза так не устроены, чтобы смотреть в «никуда», в «ничто». Эти «ничто», «нигде»… это – настолько отсутствие, что этого даже нет. Мы никуда не уходим, мы исчезаем, нас нет и никогда не было. Итог всей долбаной жизни – шиш с маслом. Мы помещаем Ничто в черный широкий зрачок. Глазное яблоко набухает и взрывается, разбрызгивая белый сладкий ликер, зрачок пуговицей падает к ногам инквизитора. Инквизитор поднимает пуговицу и кладет в карман. Потом он пришьет ее на свою лучшую белую рубашку. Мы будем стоять перед инквизитором. С его белоснежной шелковой рубашки, ласкающей его плоть, на нас будет смотреть черное Ничто.

Вселенная исчезает, Вселенной нет и никогда не было… Вселенная сжимается и пуговицей падает к ногам инквизитора, сжигающего людей на кострах, сложенных из деревянных кукол. Зеваки! Никому не нужны их деревянные аплодисменты, деревянные улыбки… это все игра – нелепая игра в куклы… Надоело!.. Игра случая – надоело!

Так думает старая дряхлая Герда, убирая деревянных солдат в деревянный сундук. Она поправляет волосы, проводит по ним рукой, в руке остается клок безжизненных волос. Что-то разъедает немощное тело Герды изнутри – паразиты, вирусы, бактерии…

Когда же наконец Кай соберет свою «Вечность»?! Как надоели уже эти ледяные залы – огромные пустые холодные пространства! Как это все надоело!

Герда смотрит на деревянный сундук, в котором деревянные солдаты продолжают воевать между собой (эти солдаты воюют всегда; если они не могут воевать армиями, они воюют бандами или поодиночке, каждый сам за себя и против всех!). Сейчас несколько солдат поймали одного – с противной стороны – и учиняют над ним расправу. Сундук содрогается, из него доносится сухой грохот: дерево бьется о дерево…

Они осознают свою тюрьму: безнадега.

Поэтому и бесятся.

Им там слишком тесно – они бесятся.

Не умеют не рвать друг друга.

Герда решает, что не в настроении смотреть на казнь. Надоело! Все надоело! Решает пойти посмотреть, как там Кай…

Существует только одна реальность – иссушенное тело, разъедаемое всевозможными паразитами, его вечная боль и моя неупокоенность… И Кай все собирает «Вечность», думает Герда, хотя даже в реальности существования Кая она не уверена (очень странно, что он ничуть не постарел за эти… века?... Все такой же мальчишка… он покрыт узорами, какие бывают на замерзших окнах, все тело заиндевело, но это его не беспокоит, он занят одним, занимается этим постоянно, не отвлекаясь ни на секунду… Тем лучше! Скорей бы он уже смог это сделать!).

…ОНА ЗАИНТЕРЕСОВАНА В УСПЕХЕ КАЯ…

…У НЕЕ ТЕЛО ЖИВОГО ТРУПА, ЕЙ ПОСТОЯННО БОЛЬНО…

Она стряхивает с себя червей, которые грызут ее, и идет посмотреть, как там Кай все не может никак собрать слово «ВЕЧНОСТЬ».

…ОНА СОГЛАСНА ИСЧЕЗНУТЬ… она согласна исчезнуть, перестать все это, но она не может прекратить свое противоестественное существование.