Пловец Снов

В спешащем навстречу мужике Георгию внезапно померещился недавно убиенный. Хотя этого прохожего он совсем не успел разглядеть, оба шли быстро. Но вот у ларька стоял другой, знакомое лицо с раздражением на подбородке. Вот – снова… И снова… Сознание не отказывало, потому Горенов понимал, что все они – мираж, какое-то наваждение. Должно пройти. Однако странно: прежде Георгий с тренером виделись всего пару раз, а теперь он узнаёт его в каждом. Кстати, как же звали этого человека? Пришлось даже замедлить шаг… А вдруг это и был Вадик? Нормальный сюжетный поворот! Хотя нет, скверно. Получалась какая-то бытовая личная месть, а не великая миссия. Приступ негодования вновь нахлынул на Горенова: теперь он ненавидел йога ещё и за то, что тот вполне мог оказаться любовником его дочери.

Георгий спустился в метро довольно поздно. С детства хорошо запомнилось, что в стеклянных аквариумах у эскалаторов дежурили пожилые тётки неприятного вида, но почему-то теперь в них были заключены совсем молоденькие девочки. Да все вокруг стали юны! Милиционеры, то есть – полицейские, вагоновожатые, водители, бармены, официанты. Женщиной теперь можно было называть существо вдвое младше Горенова…

Людей в вагонах осталось немного, они сидели тихо и, вяло потряхиваясь, катились по домам. Внезапно девушка напротив него закрыла глаза. Она сделала это вовсе нет так, как поступают отходящие ко сну. В её жесте было гораздо больше содержания. Смысла добавляло и то, что вдобавок незнакомка сложила руки вместе, будто для молитвы. Похоже, она действительно начала молиться или по крайне мере говорить с кем-то. Её напряжённое, усталое лицо вмиг покрылось складками и морщинами недюжинной сосредоточенности и боли. Оно выглядело потрясающе!.. Какая красота! Но это вовсе не женское изящество черт, а другое… Библейское, что ли. Сидящее напротив создание не имело ничего общего с типичной барышней своих лет… Хотя понятие «возраст» к ней было неприменимо.

От восхищения Горенов ненадолго отвёл глаза. Так делаешь, когда хочешь сопоставить предмет восторга с окружающей средой, вынырнуть в реальность, чтобы удостовериться в подлинности чуда и отсутствии обмана зрения. Почти все в вагоне неотрывно глядели на девушку. На её подлинную веру или настоящую любовь – кто знает, что и кому она говорила в этот момент, о чём просила, кого спасала. Каждый жадно хотел прикоснуться к красоте. Георгий снова повернулся к незнакомке. На её щеках уже проторились бороздки слёз, которые будто поддерживали на весу воздушные шарики, тщательно прошитые ресницами.

Все ехали откуда-то куда-то. Одна судьба бок о бок с другой. У многих, наверное, были причины просить о чём-то в слезах, но плакала только она. Горенов не помнил, как вернулся домой. Он только не мог забыть, что там его никто не ждал.

17

Внезапный звонок испугал тишину. Потом сразу принялись молотить в дверь ногой. Горенов спросонок вышел из комнаты, взял из кошелька пятьсот рублей одной купюрой и повернул ручку замка. Макарыч собирался сделать шаг в квартиру, чтобы по-соседски пожаловаться на тяжесть своего положения, а главное, прояснить, сколь фатально оно усугубилось с позавчерашнего дня… Или с понедельника… Когда именно он приходил в прошлый раз, не помнил ни тот ни другой. Алкаш-то понятно почему, а Георгий?.. Иногда Горенову казалось, будто их дом – это какая-то временна́я аномалия, часы здесь шли не так. Иначе. А может, и не шли вовсе. Как белая ночь – ночь, но не ночь.

– Ваще… – произнёс сосед, покачивая головой, и из этого короткого слова брызнули восхищённая благодарность, искреннее удивление щедрости и обида. Огорчало Макарыча в первую очередь то, что, по всей видимости, сосед, как и все остальные, считал, будто ему от людей нужно только одно. А если он долг пришёл отдать? Нет, ну, спасибо, конечно, но вообще мог бы и в дом пригласить. И откуда столько? Поднялся? А раньше-то по полтиннику… Или что, всегда мог пятихатку, но, сука, давал по пятьдесят? И почему фиолетовые, как синяк? Намекаешь, подлец?!

Макарыч взял деньги, но продолжал стоять в дверях.

– Чего ещё? Извини, не могу сейчас, – сказал Георгий чуть раздражённо. – Это тебе на сегодня, на завтра и вообще… на будущее. Прости.

«Дело понятное, но как-то не по-соседски, – думал гость. – А поговорить?» Ему этого остро не доставало. Макарыч всегда был довольно болтливым. «Не язык, а помело», – говорила о нём бывшая жена. Всякий раз пьяницу одолевала досада, что вновь не удалось пообщаться. За годы жизни бок о бок, в сущности, по душам они с Гореновым не побеседовали ни разу, хотя кредитовался он регулярно. В целом, конечно, понятно: моряк, серьёзный человек, куда там…

О том, что Георгий пишет, Макарыч вспоминал не всегда. А вот быть соседом «морского волка»… Это он считал не последним своим достижением и с гордостью сообщал о нём дружкам при всяком удобном случае. Словно флот для него – вроде вируса. Жить рядом с моряком – почти то же самое, что служить на корабле. Там-то они, поди, все тоже соседи друг друга.