Исповедь у о. Павла была настолько духовной, что после нее каждый чувствовал радость и чистоту в своем сердце. Никогда не исповедовал дома. Брал за руку, вел в храм — как бы сам ни чувствовал себя плохо, топлено или не топлено в храме. Надевал епитрахиль, велел читать «Верую». Постоянно заповедывал чадам:
— Храните православную веру!
Это его всегдашнее указание.
«Я знаю, и мне говорили знакомые, что если кто-то забывал какой грех, отец Павел подсказывал, что ты забыл, — вспоминает батюшкин духовный сын. — Неоднократно было, что говорил тебе о том, что у тебя дома случилось, или что ждет тебя, когда приедешь, что через несколько лет будет».
«Придешь к нему, а он уже всё знает. И споет что-нибудь такое, точь-в-точь про тебя. Не на исповеди. А на исповеди так скажет — прямо в глаза. Мне дак говорит:
— Толянка, я все твои грехи знаю.
Ну и, соответственно, ничего не утаиваешь, и общаться легко».
«Едем к нему с матушкой Евпраксией, — рассказывают московские чада. — «Давай исповедоваться отцу Павлу!» — и про себя исповедуемся. Приехали — где остановились мысленно, на каком месте, так он говорит:
— С этого продолжай.
Все мысли читал».
«Иной раз Литургия уже заканчивается, а приехал незнакомый человек и хочет причаститься — такие у него обстоятельства, например, уезжает в глухомань, где нет церкви. Отец Павел говорит:
— Ну, давай!
Накрывает его епитрахилью и спрашивает:
— Людей не убивал?
— Не убивал.
— В тюрьму не сажал?
— Не сажал.
— Прощаю, разрешаю от всех грехов, — говорит батюшка, потому что ему уже всё про этого человека открыто, все его грехи».
Исповедывал отец Павел быстро: народу целая толпа. А поговорить, пообщаться — это уже потом, на лавочке. И всегда не просто исповедывал, а скажет несколько теплых слов индивидуально. И каждый уносит эти слова в своем сердце — «ими и живешь до следующего приезда».
Приход в основном был «приезжий», свои, сельские, в храм почти не ходили.
«Нет пророка в своем Отечестве».
В 60-е годы приезжали с окрестностей, в дневнике о. Павла сохранилась запись:
«Если верующие в церковь не пришли, служить надо для ангелов», — говорил отец Павел.
«Плох тот священник, который мзды ради служит».
Бывало, и отец Павел служил «для ангелов». А уже в 70-е — 80-е годы приезжали отовсюду, как вспоминает ярославский священник: «Садимся на Рыбинскую электричку, и все к отцу Павлу, человек пятьдесят. Каждый подойдет: «Батюшка, благослови». Уже поезд трогается, мы все целуемся и обнимаемся. Как автобус остановится в Верхне-Никульском, так идет большая толпа, целый крестный ход к нему. Я как-то приехал пораньше, а отец Павел знает, что сейчас автобус должен придти — выглянул в окошко, а по полю-то идет народищу… Все к нему».
«Большая любовь была у него к людям, — добавляет этот батюшка. — Всех принимал».
«Брал чужое и нес как свое».
«Такие камни в душе к нему тащили, — вспоминает духовная дочь, — а уезжали налегке. А он встречал нас веселый, а после в лёжку лежал».
«Когда отмолит или исцелит человека — сам попадал в больницу, так враг на него злобился».
Борковская больница, где несколько раз находился на стационарном лечении отец Павел, в такие дни становилась местом настоящего паломничества, так что врачи вынуждены были ограничивать прием посетителей.