Плследний из Мологи. Жизнеописание архимандрита Павлв (Груздева)

Что будет, время покажет. Не жалко икон, потому что как я умру, служить некому будет, а то обидно, что воруют люди молодые, прекрасно воспитанные, образованные, которые имеют полную возможность работать где угодно, хоть в городе на производстве, хоть в любом колхозе — везде жить можно прекрасно, но почто воруют? На что иконы? Всё равно не молятся. Не пойму, не моего ума дело… Вот так. Игумен Павел. Село Верхне-Никульское».

«Не знаю. Не приведи Господи и знать». Батюшка как-то не мог уразуметь корысти, подлости, цинизма… Мог только скорбеть о человеке, совершившем тяжкий грех: «Он достоин сожаленья».

И вот это отношение батюшки ко греху часто приводило согрешившего человека к покаянию. Украли у него из храма краску — свои же мужики, деревенские. Потом приходят, выпить им надо, стучатся:

— Отец Павел, дай стаканчики.

Батюшка выходит, выносит им стаканы, огурцы, картошку:

— Ребята, вам закусить надо.

А сам знает, что это они у него краску украли.

— Отец Павел, выпей с нами!

Батюшка с ними выпил, сидит, вздыхает:

— Ох, робята, краску у меня украли.

Те молчат.

«Утром встаю — краска у дверей», — вспоминал отец Павел.

И за то, что «людей от греха сохранял», сильно злобился враг на отца Павла. И нападения были не только в духовном, но в самом прямом физическом смысле.

«На 17 сентября — Вера, Надежда, Любовь, — рассказывает батюшка, упоминая празднование святых по старому стилю. — Рыбинские наши две монахини — мать Мария и мать Надежда. Я у них останавливался на Бебеля. Пошел на всенощную. В подряснике, скуфейке — иду, где потемнее: не все видят. А надо наоборот, где посветлее. Два парня подходят:

— Дай прикурить.

— Сроду не курю.

Опля — в рот мне сунул, как грецкий орех, что-то.

— Ты наш.

Ну, думаю, Господи, прими мою душу. Ведите с миром. А что сделаешь? Ничего.

Идем. Вошли в дверь, в другую дверь, в подвал.

— Попа надыбал!

Голосов несколько:

— Поп!

Стою. И женские голоса. Фонарики на меня наставляют. А один голос говорит:

— Это не поп. Это отец Павел.

— Ну что делать-то!

Моментально вытащили штуку эту — кляп.

— Отец Павел! Узнаю! Наливай!

Пол-литровую банку из-под консервов налили. Ну, думаю, легче умирать будет. Убьют, так хоть не больно.

— Ну как?

— Велика чаша, да по грехам моим мала.

— К такой матери…

— Спасибо, ребята.

Он руку в карман:

— Защурься!

Идем. Минут сорок идем. Думаю, в люк сейчас спустят. Толкнул меня — вот она, улица Бебеля, где мои монашки живут.

Мать Мария встречает:

— Батюшка, как ты измучился, какой ты бледный!

— Так налей ему рюмочку, — говорит мать Надежда…»

«Приидите, приимите духа премудрости. — поет голос батюшки с диктофонной ленты. Таким он был, этот удивительный старец — за Господа всё терпел. О терпении говорил:

Терпел Моисей,
Терпел Елисей,
Терпел Илия,
Потерплю и я.

Почему-то особенно доставалось отцу Павлу за Николая Чудотворца.

Может быть, оттого, что молитвенно вся жизнь Павла Груздева крепко была связана с этим святым — ему он молился, когда в Никольские морозы привязали его уголовники босого к дереву, и когда стал священником, служил в селе, названном в честь святого Николы — угодника Божия; может быть, оттого, что сам батюшка был так же отзывчив на любое горе, как и Николай Чудотворец Мирликийский… Но только именем Николы много обид перетерпел отец Павел. Вез он однажды с Марьей большую икону Николая Чудотворца из разоренного храма села Великого. Кондукторша говорит:

— Ваши билеты!

Они показали.

— А за этого старика кто платить будет? — кричит кондукторша, показывая на икону. Высадили их из автобуса прямо на дороге.

В другой раз пошел отец Павел на выборы в центральную усадьбу Марьино. А раньше как — чтобы народ заманить, открывают буфет на избирательном пункте, подкидывают чего-нибудь дефицитного, вкусного. Отец Павел проголосовал и идет в буфет. Подает деньги.

Буфетчица ему заявляет:

— А тебя, поп, Николай Чудотворец накормит, уходи отсюда.

«Так мне было обидно, — вспоминал батюшка. — Всю дорогу шел до церкви, плакал».

Когда осенью 1978 года обокрали храм в Верхне-Никульском и забрали четыре иконы, о чем пишет отец Павел в своем дневнике, то хотели унести и образ Николая Чудотворца, как вспоминает духовная дочь о. Павла:

— Нинка, церковь обокрали! — встретил меня батюшка. — Не реви, дура, церковь стоит, и отец Павел здесь.

Вошли: старостиха, милиция. «Скорбященскую» украли, еще какие-то. И Николая Чудотворца нет. А его ликом к стене прислонили, задняя доска темная, впотьмах- то и не заметили. Отец Павел говорит:

— Николай Чудотворец от нас уходить не захотел.