«Родные мои, время — двадцатый век. Время всяких расколов, плутовства, чего и не надо. Да Господи, хоть утром встаешь: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Одна секунда. Только и всего. Но один раз перекреститься по-настоящему! Чем сто раз махать руками. Обед пришел. Стопка на столе стоит, скорее лопать надо. Да хоть так, хоть мысленно: «Господи, благослови!» Вечер пришел. Опять устал, давление, радикулит. Да хоть кто-нибудь: «Слава Тебе, Господи!» Тело сыто — напился, наелся, спать завалился, а душа голодная. <…>
Расскажу вам. Едет архиерей по морю молиться в Соловки, в монастырь. И глядит, что-то народ показывает на островок. «Владыко, все утверждают, что на том островке три святых человека живут». Архиерей: «То не то, всё не так…» «Владыко, мы тебя не слушаем, наплевать нам на тебя, а там святые живут».
Архиерей приказал корабль остановить, спустился в шлюпочку и поплыл со своими приближенными на этот островок. Подъезжает. Стоят трое, Бог знает во что одеты — в лаптях ли, босиком ли. Кланяются. Владыка их перекрестил.
— Ну, расскажите, добрые люди, кто вы и сколько здесь пропадаете.
— А мы не знаем, владыко, сколько годов — может, двадцать, а может, тридцать. Мы были рыбаками, промышляли рыбу на этом море. Поднялась сильная буря, всё разметало. Мы трое на доске дали Богу обещание: «Господи, если очутимся на земле, с этого места не уйдем, будем жить до конца нашей жизни».
— Ну, это ладно, вы исполняете свою обязанность. А как молитесь, главное?
— Да владыко, какие мы молитвенники! Учили аз, буки, веди, да и то не научились. А знаем, что на небе Святая Троица — Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святый. И мы — это Вася, это Ванька, это Илюшка — сами сочинили молитву: «Трое вас и трое нас. Помилуй нас».
— Ой-ой-ой! Надо учить вот такую молитву: «Отче наш, иже еси на небеси…»
Выучили молитву. Благословил их владыка и уехал на свой корабль. Темная ночь. Архиерею не спится, ходит по палубе, да и глядит:
— Что же?
В той стороне, где остров — зарево!
— Ой, — говорит, — наверное, тех чудаков домишко горит! Расстроился. Жалко бедных людей! А свет все ближе, ближе… Архиерей протирает глаза — разглядел, а это те трое подхватились за руки да и бегут.
— Владыко, мы забыли молитву! Давай снова учить!
Архиерей говорит:
— Милые люди! Я у престола Божия стою, все молитвы знаю, но по морю бегать не умею! Мне не пробежать. А вы только и знаете: «Трое вас и трое нас, помилуй нас», но у вас чистое сердце. Пойдите с Богом на свой святой остров и живите и молитесь так, как вы молитесь».
— Родные мои! — заканчивает батюшка. — Это сказал я про молитву, как молиться. Не про многоглаголание!
Архимандрит Павел прожил необыкновенно могучую жизнь, поэтому и смотрел в сердце человека, в его суть и учил молиться так, как молились три рыбака на заброшенном островке в Белом море, недалеко от Соловков.
Соловецкая обитель и соловецкие чудотворцы всегда были особенно близки о. Павлу. Ведь он сам много перетерпел в застенках.
«Соловецкие — это созвучно с ним, как побратимы, — говорит батюшкин духовный сын. — Что такое Соловки? Это Соловецкий лагерь особого назначения, там смертники. И архимандриты, и епископы… Их привязывали, скидывали с гор, мучали…»
И дальше рассказывает о тех друзьях по несчастью, своих солагерниках, которые умерли у него на руках:
И чадам своим батюшка заповедовал в критических ситуациях призывать на помощь соловецких святых.
«Приехала я к батюшке, говорю: «Так маме плохо». А у него висела икона Зосимы и Савватия. Отвечает мне:
— Когда будет плохо, прямо говори: идите сюда, помогите, преподобные Зосима и Савватий, соловецкие чудотворцы!
И много было в жизни сложностей и трудностей, и так просила, и тут же являлась помощь».