Плутовка

— Да, дорога была ужасно утомительна. Я подумала, что было бы неплохо немного развеяться.

— Я бы поехал с вами, только… — тут он кивнул на свое забрызганное грязью платье, — едва ли у меня подходящий для этого вид. Надеюсь, свадьба вашей сестры удалась на славу?

— Да, — ответила Вирджиния, глядя в дверной проем, где маячил гнедой жеребец, кося иссиня-черным глазом и прядая ушами. — Это ваше последнее приобретение?

— Да. Годовалый жеребец. Зайдите — полюбуйтесь.

Приказав одному из конюхов оседлать кобылу, на которой обычно ездила Вирджиния, он открыл дверь, и они вошли в конюшню.

— Я был в Ньюмаркете на аукционе, хотел купить другую лошадь, но этот красавец мне так приглянулся, что я не устоял.

Когда Вирджиния разглядела коня получше, она поняла, чем он так понравился Ричу. Это был темно гнедой жеребец, на холке масть его менялась, становясь почти вороной. Белая полоса на лбу и белые носки. На спине у него прилипла солома, свидетельствуя о том, что он недавно валялся на полу. Прядая ушами и помахивая хвостом, он приблизился к незнакомке и доверчиво ткнулся мордой в ее руку.

— Какой красавец! — восхищенно произнесла она. — Отличные ноги и голова что надо…

— Да, на нем лежит печать благородного происхождения, — с гордостью изрек Рич. — Уверен, если его как следует тренировать, из него получится прекрасный скакун.

— Надеюсь. Вы уже дали ему имя?

— Нет еще.

Рич повернулся к ней и невольно залюбовался ее великолепной фигурой, на которую лился рассеянный свет сквозь небольшое окошко. Уже не в первый раз ему пришлось пожалеть о том, что она его секретарша. Если бы не это, он не удержался бы — привлек к себе, обнял, поцеловал бы в мягкие, влажные губы, положил бы на солому, запах которой пробуждал в нем странное тревожное томление, и они предавались бы любви.

Мысли Вирджинии не многим отличались от тех, что роились теперь в голове Рича, она с тайным восторгом обнаружила, что здесь, в конюшне, они совсем одни. Было тихо, лишь шуршала солома под копытами лошадей, закрытых в своих стойлах.

— Как идут приготовления к охотничьему сезону? — спросила Вирджиния, внезапно подумав о том, что Рич и ее отец быстро нашли бы общий язык. У них так много общего — и матери Рич наверняка бы понравился.

— Полным ходом. Надеюсь, вы еще не отказались от мысли принять участие?

— Нет, хотя я еще не очень хорошо знаю окрестности.

— Не волнуйтесь, со мной вам бояться нечего. Я опасался, вы передумаете.

— Вот как? Почему я должна передумать?

— Учитывая ваши взгляды на охоту на лис… — сказал Рич, в голосе его не было ни тени осуждения.

— Это верно, но здесь уж ничего не поделаешь.

— Мы могли бы устроить охоту с приманкой — тогда собаки будут гнать по искусственному следу.

— Я знаю, что такое охота с приманкой, — сказала Вирджиния с некоторой долей возмущения, — и всецело за, но, к сожалению, здесь я в меньшинстве.

— Боюсь, что так, — согласился Рич. Он стоял, положив руки на спину гнедого жеребца, которому, похоже, нравилось, как Вирджиния почесывает ему морду. — Сомневаюсь, что кто-нибудь захочет принять участие, если заранее сообщить, что мы будем охотиться не на лису, а на искусственную приманку. Суть в том, что ничто не может сравниться с тем ощущением, которое испытываешь, когда несешься на разгоряченной лошади. Охота одно из древнейших занятий человека. Когда-то ему приходилось заниматься этим не ради удовольствия, а чтобы выжить. Думаю, охота пробуждает в нас древние инстинкты. Что может сравниться с возбуждением, которое охватывает тебя, когда ты долго гонишь зверя и наконец он у тебя в руках?

Вирджиния вспыхнула. У нее было такое чувство, что он говорит не о какой-то абстрактной лисе, а о ней самой. Но самое страшное состояло в том, что при этом она не испытывала негодования. Рич прямо пожирал ее глазами, словно понимая, что в его словах она уловит именно тот смысл, который он в них вложил. Он улыбнулся, и в его улыбке не было ни намека на раскаяние.

Молчание становилось невыносимым, хотя и продолжалось всего несколько секунд; казалось, сам воздух был насквозь пропитан переполнявшими обоих эмоциями. Они физически ощущали мощный и опасный, незримый поток, которым ее неудержимо влекло к нему. Когда Вирджиния уезжала в Иденторп, она надеялась, что неделя разлуки излечит ее от внезапной любви, которая становилась настоящим наваждением, однако вопреки ее ожиданиям разлука лишь многократно усилила это чувство.

В тот момент в проеме двери возникла фигура мальчишки-конюха, который сообщил ей, что оседлал ее лошадь. Вирджиния была почти признательна ему за то, что он нарушил их уединение. Смущенно отведя взгляд, она поблагодарила его. Рич, двигаясь с ленивой грацией, вышел вслед за ней во двор, где уже стояла оседланная кобыла.

Потупив очи, Вирджиния натянула перчатки, каждой клеточкой своего тела ощущая его присутствие. Рич стоял так близко, что ей передавалось тепло его тела. Вместо того чтобы помочь ей, подставив ладонь под ногу, он решительно и крепко обхватил ее за талию и посадил в седло, мол, пусть она ощутит его мужскую силу и хватку.