Плывун

Зачем я родился? Зачем я живу?

Зачем сочиняю седьмую главу

Мучительного романа,

И мне это вовсе не странно?

Ведь был, вероятно, какой-нибудь план?

Неужто так важно закончить роман?

Творец потерпел неудачу,

Без цели решая задачу.

Заманчиво было составить меня

Из камня и стали, из льда и огня,

Чтоб я был покоен и вечен

И стойкостью личной отмечен.

Но я получился на редкость другим,

И вот, вопреки начинаньям благим,

Сижу над страницей романа,

Вкушая всю прелесть обмана.

А там, на странице, какой-то герой,

Лишь непреднамеренно схожий со мной,

Гуляет и служит примером

Дошкольникам и пионерам.

Меня он пугает, словами звеня.

Он создан из камня, из льда и огня,

Он равно покоен и вечен

И стойкостью личной отмечен.

А я, незадачливый тихий творец,

Немного мудрец и немного глупец,

Решаю все ту же задачу,

Смотря в темноту наудачу.

1979

Разговор со Стерном

Кусты за окном электрички,

Срываясь, бежали назад,

Как будто участвовал в стычке

Кустов тонконогий отряд.

Как будто с Земли стартовали

И там, в невозможной дали,

Подбитые снегом, сверкали

Рапирами в звездной пыли.

Вся жизнь, как нелепая шалость,

В двойном отражалась стекле,

С летящей поземной мешалась

И дергалась нервом в скуле.

Глазами сухими, как буквы,

Глядел я – до срока старик —

И видел английские букли,

Напудренный белый парик.

Спокойное око милорда

За плоскостью виделось мне,

А в тамбуре пьяная морда

Летала от двери к стене.

Милорд! Расскажите, как глухо

В осьмнадцатом веке жилось,

Как вам на перинах из пуха

Просторно и сладко спалось.

Поведайте мне, как писалось

Гусиным скрипучим пером…

Вся жизнь, как нелепая шалость,

Летит за вагонным окном.

От глупостей нету защиты.

Кончается год-черновик.

Качается с виду сердитый

В суконной шинели старик.

Щипцами билет мой хватает…

Куда же я еду? К кому?

Милорд за окошком гадает,

Кусты улетают во тьму.

Не может житейская повесть

До грани такой довести.

Но совесть… Ах, если бы совесть

Могла уберечь и спасти!

1979

«Добровольный изгнанник…»

Добровольный изгнанник

В комаровской глуши,

Я грызу черствый пряник,

А кругом – ни души.

Собираю по крохам

Твердокаменный мед

И глотаю со вздохом

Запах летних щедрот.

Чудо чудное – пряник!

Сладость высохших губ.

Был любезен избранник,

Но изгнанник – не люб.

Диким медом отравлен,

С перекошенным ртом,

Он забыт и оставлен,

Как прочитанный том.

1976

«Когда-нибудь наши обиды…»