Я понял, что написали Михалин и Лапкин, те плывуны, кто являлся к Босхану. И любовь тут -- глубинное, выстраданное. Поэт, который приезжал выступать к нам в школу, говорил, что любовь - это дар. Я ещё подумал: Катюшу я не очень-то люблю, может, я никого не смогу полюбить... От этих записей мне становилось радостно, я обернулся, хотел припрятать книжицу, взять себе. Но в последний момент передумал, поставил на полку. Пусть Лапкин и Михалин выйдут опять из Плывунов, пусть ещё что-то напишут. Я стал внимательно изучать полувыцветшие фотографии на дощатой стене. Не выцвели только полароидные фото. Кажется, я узнал их, бывших его учеников, попавших в плывуны после смерти... Я стал листать бесплатную газету, которую всегда приносил физруку разносчик. Там объявления в этой газете, разная реклама. Раньше я любил её читать. Всегда там Светочка и Серый пиарились. Реклама же клубов, отдыха. А теперь я те страницы не открывал, читал только новости, даже расписание праздников на Новый год не стал читать - зачем это мне, это в прошлой танцевальной жизни, а теперь у меня жизнь беговая.
Босхан Канурович зашёл в пристройку:
- Фотки рассматриваешь? Ну-ну. Артём!
- У?
- До завтра отложим коньки. Я там бугорки отыскал, перезалил.
- Угу.
- А завтра хоть вместо школы.
- Прогноз-то какой, Босхан Канурович?
- Да какой прогноз? До среды, а там оттепель.
- Отл. Завтра пятница.
- Артём!
- У?
- Как там Ника?
- Отл. - мне неохота было болтать насчёт Плывунов.
- Всегда передавай от меня привет!
- Ок.
Я попрощался, почапал домой. Хотелось сесть на кухне, выпить чаю, и чтоб никто не трогал. Но дома я застал маму с папой. Мама рыдала. На полу в прихожей, на ближней к двери плитке, зиял чёрный след, узкий и длинный.
- Что случилось? К вам Большой и Добрый Великан зашёл?
- Почти, - усмехнулся папа. - Не добрый точно.
- Папа! Ты же только завтра должен был быть!
- Сейчас расскажу, - сказал папа, сядь.
- Да что такое-то? Мама! Я тебя не узнаю.
- Нам сказали, что ты погибнешь, - всхлипнула мама.
- Кто сказал? - у меня ёкнуло сердце. Ну да: в Плывуны попадают только мёртвые или родня мёртвых. Босхан, вот, не может туда войти, и архитектор тоже. К ним приходят, им являются, а они сами - ни-ни, вход закрыт. А меня пустили... Я стоял поражённой мыслью: а что если меня пустили, потому что я должен умереть? Ясно, что Эрна мстит тем, кто ей мешал жить. Но Тифу вылечила. А Скворцова убила. Не в прямом смысле, папиных друзей убил образ жизни, но всё-таки... Могла, ведь, Эрна так специально сложить обстоятельства, что получился такой образ жизни? Может ли она запрограммировать ситуацию? Не знаю... хотя... вполне.
Если вы хотите знать, что чувствует подросток, когда ему родная мать говорит, что он должен погибнуть, отвечу: ничего не чувствует. Только руки у меня стали трястись. А так - ничего не чувствовал, во всяком случае паники не было. Непонятные события и Плывуны так меня истощили морально, что я стал абсолютно пофигистски настроенным. Я и раньше-то был пофигистом, привык спокойно реагировать на происшествия. Я просто не мог поверить в то, что умру! Это всегда так: надеешься, что придёшь домой, попьёшь чаю, вытянешь копыта, посмотришь фильмец, в общем, отдохнёшь дома, а тебе - вот, пожалуйста, подарочек.
Чаю резко расхотелось, но я сел за наш маленький кухонный уголок, разлёгся на диване и стал пить обжигающий чай.
- Тут, Тём, какое-то странное стечение обстоятельств. Странность какая-то? - начал папа.
- Да что такое?
- Ну еду я по дороге, голосует человек.
- Ты чего, папа? Совсем уже? Автостопщиков опять стал брать?
- Да в том-то и дело, - стал уверять папа, - что никого давно уже не подвожу. Да ну их. Если скучно, можно радио послушать. А тут сам не знаю как, но притормозил. Человек. Красивый. Немолодой. Высокий. Худой, даже нет... Худые - слабаки, а этот сильный, поджарый. В джинсах синих, чёрной куртке...
- В высоких сапогах с меховой оторочкой, - сказала мама.
- Да. Сапоги я тоже заметил, бросались они в глаза.
- Да дальше, папа! - заорал я не своим голосом. - Дальше-то что?
- Ты, Тёма, не волнуйся. Мало ли, какой дурак что сказал.
- Папа!-процедил я сквозь зубы. - Дальше что?
- А-аа. Дальше?
- Папа!
- Дальше он рассказал, что он ехал из города, и машина у кого-то заглохла - ну морозы же. Он вышел помочь. А оказалось, это бандиты. Они забрали его джип, и укатили. А он стоит давно, голосует и никто, кроме меня не остановился. Он замёрз как цуцик, извинялся, что денег нет - все украли, хочет доехать до полиции, заявление написать. Я стал предлагать сразу же и позвонить, у меня ж там одноклассник Каратаев. А человек говорит: уже звонил, они в курсе, ловят уже. Только до города надо подвезти, заявление написать. В общем, всё очень правдоподобно. Чёрт! Надо было мне Каратаеву сразу позвонить, а не сейчас.
- Не было, что ли, угона? - спросил я.
- Ну. Не было конечно. Развёл он меня. Дальше он отогрелся в кабине, предложил мне сигарету.
- Ты ж не куришь.
- Я и не курил. Он курил. И так мы разболтались. Он многих наших знал.
- Кого это «наших»?