Я допрашивал прям как мама. А мама тем временем сидела, всхлипывала и курила.
- Ну и школьных друзей, и питерских посредников, и, прикинь, даже знал о ресторане, куда я рыбу вожу.
- Отпад!
- Это ещё не отпад. Дальше слушай. И так плавно перевёл разговор на нашу маму.
- Да не на маму, а на квартиру, - сказала мама.
- Ну да. Что он бизнесмен, ищет себе жильё, и вот ему и город понравился наш, и дом этот новый громадный понравился, а квартиры все проданы.
- Ну?
- И я - сам не знаю, Тём, как так вышло!-возьми и брякни, что жена, мол, у меня в Администрации города, и что может подсобить.
- Подсобить, - нервно захихикала мама, повторила сквозь слёзы. - Подсобить. - И опять разрыдалась: ужас какой-то.
- Мам! Выпей вина, съешь мороженое, хватит, мама, плакать. Дай папу послушать, - я старался говорить мягко, ласково, и мама снова тихо закурила.
- Во! И он закурил трубку, такой дым ароматный. Поговорили о табаке. Гололёд на дороге кошмарный, а тут снег пошёл. И быстро так доехали. Как будто не «вольво» у меня, а с... Как-то удивительно быстро до города докатили. Нереально просто. Отвёз его сначала в полицию, уже на нашей машине, не на фуре . Ждал его. Он вышел где-то через полчаса. Я повёз его к нам. И маме нашей позвонил. Так, мол, и так -- дело есть. Мама пришла домой. Я вышел из комнаты, чтобы не мешать, пошёл в ванную. Выхожу, точнее выбегаю из ванной, потому что мама кричит, а этот тип гогочет. Я на него чуть ли не с кулаками: что такое? А он: у неё спросите. И к маме нашей: «Последний раз спрашиваю, согласны?». А она как заорёт: «Н-нет! У меня на вас управа найдётся!». А он: «Да хоть десять управ. Вы в одной поработали, сбежали, и из этой сбежите, если меня не послушаете!» Мама его прогонять, полицией угрожать, а он топнул ногой - и пропал. Понимаешь, Тём, я не пил, я трезвый, у меня на глазах пропал. И вот - след. Не отмывается, я пробовал.
- Плитку заменим, - сказала мама как робот. - Ой. Что-то я спать хочу. Пойду посплю.
И мама ушла в свою комнату, а мы остались на кухне.
- Пап! О чём он просил?
- Понимаешь, Тём, если честно всю правду тебе рассказывать долго. А если то, что тебя касается - он просто предупредил, что если будешь ходить в Плывуны, то погибнешь. Что за Плывуны такие? Ночной клуб новый?
Я молчал.
- Я там был всего один раз.
- И не ходи больше.
- Не буду. Я и сам не хочу. А почему мама расплакалась? Он просто же предупредил её, чтоб я в Плывуны не ходил.
- Понимаешь, Тём, он маме сказал, что ты, чтоб живым остаться, должен людям одним помогать. С ними быть. Они ищут какого-то чувачка по городу, следят за ним. И ты им нужен.
- Почему я? Что за люди.
- Он сказал, ты знаешь. Товарищ твой Денис и его отец, и ещё кто-то там следят за каким-то мужиком, и ты им в помощь нужен. Отказ, сказал этот человек, смерти подобен. То есть твой отказ. И не похоже, чтобы он шутил. Кому ты насолил?
- Пап! Давай так. Я тебе всё рассказываю и чур не удивляться. А ты мне. Я тоже думаю, пап, что мне реал опасность грозит. Давай не будем ничего скрывать. Ни ты, ни я, ни мама. Я и раньше думал, что мама темнит. Даже ни одной свадебной фотки вашей нет. Не говоря о более древних фотографиях. Ну там учёба в школе, мама маленькая в детском саду в образе Алёнушки...
- Откуда ты знаешь, что она Алёнушкой в детсаду была?
- Да просто предположил. В сети фото из вашего времени - там все девочки как алёнушки.
- Ну даёшь, ну и интуиция.
Папа пошёл в прихожую, отодвинул калошницу, пощупал угловую плитку, покачал её, оперевшись по центру ладонями, зацепил пальцем по краю, поднял, аккуратно переложил рядом. Под плиткой была ниша, довольна большая, а в ней - пачки денег, перетянутые резинками, бархатный мешок с бархатными коробочками. (Такие изящные коробочки в ТРЦ в ювелирном отделе, в них под специальными лампами драгоценности переливаются, мерцают.) Папа сказал положить мешок на место, не трогать его, а сам взял фотоальбом. Под ним оказались ещё какие-то конверты большие и пухлые... Папа поморщился и поставил калошницу на место, на незакрытый тайник, плитка так и осталась лежать на полу.
Глава двенадцатая. Мамино прошлое
Глава двенадцатая
Мамино прошлое
- Пусть мама спит, - сказал папа. - А я тебе всё расскажу. Сколько верёвочке не вейся, - знаешь поговорку, вот и маме теперь несдобровать.
- Только покороче, пап. Самое главное. А то ещё мне рассказывать. А ты же можешь взять и заснуть, ты ж после рейса.
Мы заварили себе кофе, насыпали в чашки по три ложечки сахара и папа начал сказительство, свою «россказню», свой эпос. Я не буду дословно передавать. Это на отдельную книгу история. Перескажу вкратце.