По большому льду. Северный полюс

Как только Марвин, который шел следом, нагнал меня, я приказал Киута разгрузить свои нарты и отправил Марвина с эскимосом обратно по следу в лагерь на мыс Колумбия. При этом я руководствовался следующими соображениями. С одной стороны, Боруп, будучи новичком в нашей работе, в случае возникновения непредвиденных обстоятельств мог нуждаться в помощи и поддержке опытного коллеги, например, такого, как Марвин. С другой стороны, в результате сложных условий транспортировки последних дней многие наши жестяные банки со спиртом и керосином дали течь, поэтому нам нужно пополнить запасы топлива с учетом нынешних и будущих потерь. Перегрузка заняла всего несколько минут, никак не отразившись на движении основной партии, которая продолжала идти вперед, а Марвин со своим смуглым компаньоном скоро скрылись из виду.

В тот же день еще засветло мы достигли третьего лагеря капитана. Из-за ветра весь день мы старались держаться плотной группой. Облака тумана над водой, обступившие нас с разных сторон свидетельствовали о том, что вокруг много открытых полыней. К счастью, ни одна из них не легла у нас на пути, и нам удалось пройти столько же, как и накануне.

Во время этого марша мы могли наблюдать над вершинами еще видимых на южной стороне высоких гор, узкую, как лезвие, сияющую полоску желтого света, которая прошла полпути до зенита – иными словами, после пяти месяцев разлуки мы снова увидели солнце, скользнувшее вдоль южного горизонта. Еще день или два – и оно осветит нас прямыми лучами. Чувство, которое испытывает исследователь Арктики, когда после долгой тьмы возвращается солнце, невозможно описать словами тому, кто привык видеть солнце каждое утро.

На следующий день, 4-го марта, погода изменилась: небо затянули облака, ветер ночью повернул и дул теперь с запада, порывами неся легкий снег, а термометр показывал всего 9° ниже нуля. Такая температура после привычных минус пятидесяти, казалась просто жаркой. Открытой воды стало еще больше, и тяжелые черные облака недвусмысленно предупреждали нас об этом. Милях в двух к востоку от нас, уходя далеко на север, протянулась полынья, практически параллельная курсу нашего движения, и именно поэтому она не вызывала у нас никаких опасений. А вот широкая зловещая полоса черноты, протянувшаяся с востока на запад и пересекавшая наш путь милях в 10–15 к северу, весьма серьезно нас беспокоила. Пока льда в разных направлениях было более чем достаточно, но резкая оттепель и снегопад, принесенные западным ветром, сулили нам встречу с большими пространствами открытой воды.

Перспектива была не из приятных, зато поверхность льда оказалась довольно гладкой – хоть какая-то компенсация за мрачный прогноз. По мере продвижения я с удивлением отмечал, что ни одна полынья пока не пересекла след Бартлетта, что позволило нам довольно далеко продвинуться вперед. Хотя этот переход был гораздо длиннее предыдущего, мы смогли вовремя добрались до иглу Бартлетта.

Здесь я нашел записку от капитана, очевидно отправленную с эскимосом, в которой он сообщал, что расположился лагерем примерно в миле на север, остановленный открытой водой. Теперь стало понятно, что за зловещая черная полоса зияла на северном горизонте, привлекая к себе мое внимание в течение многих часов. Она все увеличивалась по мере нашего приближения и теперь почти нависала прямо перед нами.

Мы тронулись в путь и скоро достигли лагеря капитана. Там я застал неприветливую картину, какая была слишком хорошо знакома мне по прежней экспедиции 1905–1906 годов: белый бескрайний лед, прорезанный рекой чернильно-черной воды, над которой мрачным покровом нависают облака пара, временами под действием ветра опускаясь и затемняя противоположный берег этого зловещего Стикса.

Полынья открылась среди тяжелых ледяных полей. Если учесть, что их толщина достигает иногда сотен футов, а вес вообще трудновообразимой величины, то сила, которая смогла образовать среди льдов такую реку, сравнима с силами, возводившими горы и раздвигавшими сушу, образуя проливы.

Бартлетт рассказал мне, что минувшей ночью в лагере, что находится в миле к югу, там, где я нашел его записку, его разбудил шум, сопровождавший открытие этой огромной полыньи. Теперь полоса открытой воды достигала четверти мили в ширину и простиралась и на восток и на запад до самого края горизонта, если смотреть на нее с вершины самой высокой ледяной горы в окрестностях лагеря.

Милях в двух – трех восточнее, если ориентироваться по висящему над водой туману, полынья, тянувшаяся с севера на юг параллельно нашему курсу в течение двух последних дней, пересекается с полыньей, которая заставила нас остановиться.