По большому льду. Северный полюс

Во время этого перехода мы пересекли 84-ю параллель. Всю ночь лед под действием прилива торосился вокруг нашего лагеря. Не прекращающийся скрежет, рев, грохот, треск обломков льда, наезжающих друг на друга, звучали всю ночь. Однако, этот шум не мешал мне спать, так как наш лагерь был разбит на тяжелом ледяном поле, которое, по видимому, не собиралось ломаться, пока вокруг присутствовал молодой, сравнительно тонкий лед.

Утром погода по-прежнему оставалась ясной, правда, температура опустилась до минус 45°.

Мы снова успешно преодолели все препятствия, покрыв не меньше 12 морских миль, причем первая половин пути была богата трещинами и узкими разводьями, а на второй половине нам пришлось пересекать несколько лежащих друг за другом старых ледяных полей без каких-либо изъянов. Я был уверен, что этот участок с многочисленными полыньями, который нам пришлось пересекать в последние два дня пути, и есть «Великая полынья» и теперь мы ее благополучно миновали.

Мы надеялись, что партия Марвина и Борупа с жизненно необходимым нам горючим успеют перебраться через «Великую полынью» раньше, чем поднимется ветер, ибо шесть часов хорошего сильного ветра приведут к подвижкам льда, которые напрочь уничтожат наш санный след, и тогда найти нас в этом пустом белом пространстве будет так же трудно, как пресловутую иголку в стоге сена.

Следующий переход, пришедшийся на 13-е марта, оказался определенно заковыристым. Когда мы начинали свой путь, термометр показывал минус 53°; ночью температура опускалась и до минус 55°, а когда наступили вечерние сумерки, упала до минус 59°. Но днем было безветренно, светило яркое солнце, так что, облаченные в теплые одежды, мы практически не ощущали холода. Конечно, коньяк было твердым, керосин – белым и вязким, а бегущих собак окутывало белое облако пара от их дыхания.

Во время этого перехода я шел впереди, и, оглядываясь, не видел позади ни людей, ни собак – только низко стелющийся, искрящийся серебристыми лучами под солнцем пласт тумана. Именно так выглядел пар, исходящий от дыхания собачьих упряжек и людей.

Этот переход дался нам сравнительно легко, за исключением, может быть, начального этапа, когда на протяжении первых пяти миль пришлось делать зигзаги, обходя ухабы по неровному льду. Пройденное расстояние составило, по меньшей мере, двенадцать миль. В ту ночь мы остановились лагерем на большом старого ледяном поле, укрывшись с подветренной стороны за высоким пригорком изо льда и снега.

Мы только-только успели закончить строительство наших иглу, как раздался взволнованный крик одного из эскимосов, стоявшего на вершине пригорка:

– Клинг-мик-су! (Собаки идут.)

Мгновение – и я стою рядом с ним на пригорке. Довольно далеко на юге, там, где мы недавно прошли, виднелось маленькое облачко белого серебристого тумана. Без сомнения, это собаки. Скоро Сиглу, эскимос из партии Борупа, управляя упряжкой из восьми собак с легкими нартами, влетел в лагерь, доставив мне записку от Марвина, в которой тот сообщал нам радостную весть: их с Борупом партии ночевали в предыдущую ночь на стоянке, отстоящей от нас на два дневных перехода; следующую ночь они планируют провести на стоянке в одном дневном переходе от нас, с тем, чтобы догнать нас на следующий день. Партия, которая шла сзади с ценным грузом керосина и спирта, уже пересекла «Великую полынью»!

Партия Хэнсона тут же получила команду выезжать с утра пораньше с тем, чтобы пробивать дорогу для следующих пяти переходов, а доктору Гудселу я велел вместе с двумя своими компаньонами следующим утром возвращаться на сушу. Остальные должны были оставаться на месте, чтобы, ремонтируя нарты и просушивая одежду, дождаться Марвина и Борупа, а я в это время собирался заняться перераспределением грузов и отослать назад лишних людей, собак и нарты.

В ту ночь душа моя успокоилась, и я спал, как дитя. Ранним утром Хэнсон отправился на север с передовой партией из трех эскимосов, Ута, Аватингва и Кулутингва, нартами и упряжками собак. Чуть позже д-р Гудселл с двумя эскимосами, Вешаркупси и Арко, одними нартами и двенадцатью собаками отправился в обратный путь.

Доктор помогал мне, как только мог, но использовать его здесь, на работах в полевых условиях, было совершенно нецелесообразно. Естественно, его место было на корабле, где все еще оставалась большая часть людей, для которых совсем не лишней была бы моральная поддержка с его стороны. Если пока никто не нуждался в его услугах как медика, совершенно неоправданно было подвергать его опасности при переходах через полыньи по тонкому льду. Доктор повернул обратно, дойдя до широты около 84°29'.