К вечеру 14 марта, на юге, вдали над нашим следом появилось облако серебристого дыма, и вскоре к нам во главе своей партии подъехал Марвин. От людей и собак валил пар, как от эскадры боевых кораблей. Они привезли изрядный запас горючего, но груз оказался достаточно тяжелым, что не давало им возможности двигаться так быстро, как хотелось бы. Сколько раз в прошлом после разлуки я с радостью встречал открытый взгляд Росса Марвина, но никогда я не радовался ему так, как в тот раз.
Отремонтированные к тому времени нарты, а я насчитал их двенадцать, были укомплектованы набором стандартных грузов, которые я описывал выше. В результате у нас образовался излишек людей и собак, поэтому, когда Макмиллан показал мне свою отмороженную пятку и сообщил, что она беспокоит его уже несколько дней, я решил, что единственный способ помочь ему – это отправить его обратно.
Для меня было большим огорчением лишиться Макмиллана так рано; я надеялся, что он сможет пройти до более высокой широты, но тот факт, что он вышел из строя, не влиял на общий ход событий. В моем распоряжении находилось достаточно много людей, продовольствия, нарт, собак, причем в случае необходимости люди, как и оборудование, могли заменять друг друга.
Как-то на мысе Колумбия я сказал Бартлетту, что в своем стремлении достичь точки, дальше крайней северной отметки Абруцци, рассчитываю на его активное участие и крепкие плечи; что касается остальных членов экспедиции, то здесь, справедливости ради, следует отметить, что ни один из них не знал, как далеко ему придется пройти или когда он должен будет повернуть назад. Тем не менее, это не отражалось ни на работоспособности людей, ни на их энтузиазме.
Естественно, у меня была определенная программа; но постоянно меняющиеся обстоятельства и неожиданные происшествия порою требовали настолько быстро и радикально ее корректировать, что я сильно сомневался в необходимости доводить ее до ведома моих спутников. Немногие путешественники, если вообще хоть кто-нибудь, могли похвалиться такой эффективной и слаженной командой, как я в этот последний раз. Каждый готов был подчинить свои личные чувства и амбиции конечной цели – успеху экспедиции.
Марвин сделал замер глубины океана приблизительно в полумиле к северу от нашей стоянки; глубина оказалась равной 825 морским саженям. Это подтверждало мое предположение о том, что мы уже миновали «Великую полынью», открывающуюся, по-видимому, прямо за континентальным шельфом, который, как показала эта цифра, находится между этим местом и четвертой стоянкой (или между четвертой и пятой стоянками), в районе 84 параллели. Континентальный шельф – это просто ушедшее под воду плато, окружающее весь континент, а «Великая полынья» обозначает северную границу этого шельфа, где глубина океана резко увеличивается.
В понедельник 15 марта день тоже был ясный и холодный, температура достигала отметки 45–50° ниже нуля. Ветер снова сменил направление и дул теперь с востока, пронизывая насквозь. Бартлетт и Марвин сразу после утреннего чая и пеммикана вышли с ледорубами вперед, а остальные члены их партий вместе с Борупом и его людьми, отправились за ними следом, как только были уложены нарты.
Макмиллан с двумя эскимосами, двумя нартами и четырьмя собаками взял курс с мыс Колумбия. В основной партии насчитывалось теперь 16 человек, 12 нарт и 100 собак. Одни нарты пошли на запчасти для починки других, трое нарт были отправлены назад с возвращающимися партиями, а еще двое оставили в лагере, чтобы использовать на обратном пути. Из тех нарт, которые продолжили путь, семь были новой модификации Пири, а пять – старой эскимосской конструкции.
Попрощавшись с Макмилланом, я двинулся на север вслед за тремя другими партиями, держась в хвосте, как и прежде. Этот переход проходил так же хорошо, как и предыдущий: мы двигались по большому ледяному полю. Боль в поломанной ноге, которая время от времени докучала мне на пути от мыса Колумбия, теперь почти полностью прошла.
Во второй половине дня лед напомнил о себе громким рокотом, ему вторил распространявшийся во всех направлениях шипящий звук перемещающегося молодого льда. Это означало, что пространство открытой воды перед нами увеличивалось. Скоро прямо на нашем пути открылась полынья, и было видно, как движется лед на дальней, северной ее стороне. Казалось, что полынья сужается к западу, и мы немного сдвинулись туда, пока не подошли к месту, где было много больших плавучих льдин, некоторые из которых имели от 50 до 100 футов в поперечнике. Мы переправлялись, перетаскивая нарты с собаками с одной льдины на другую, как будто по понтонному мосту.