По чунским порогам

— Да отколь же вы плывете, ежели не знаете?

— «Отколь?» — это не вопрос, ты бы спросил: «Куда плывете?»

Но дед оказался тоже скорым на слово.

— А вы отгадайте загадку, — сказал он, потрясая удилищем: — на одном конце червяк, а на другом?..

— Рыбак, — ответил, не задумываясь, Миша.

— Ну, это, конечно, мягче. Говорят по-другому, — сказал польщенный дед. — Километров тридцать от Нижнеудинска отъехали.

Лодку течением отнесло уже далеко. Но дед успел еще крикнуть вдогонку:

— Так вы куда же плывете?

— В Енисейск, — дружно ответили мы.

Услышав странное и незнакомое слово, дед так весело захохотал, что аж притопнул ногой. Затряслась борода. Чистый водяной!

Мы быстренько подсчитали: если плыть в день по четырнадцать часов, делая в час, с крейсерской скоростью, пятнадцать километров, то все наше путешествие будет длиться только пять дней. Да, Миша прав: надо сделать привал не менее как на три дня!

И разве лучше этой лужайки что-либо найдется? Немедленно к берегу! Ребята ждут в Костиной… Ну, ничего, подождут.

Быстро выгрузили пожитки, сварили первый полевой обед — лапшу и кашу, — с аппетитом поели и пошли купаться. Солнце пекло немилосердно, но вода в реке была холодная, как ледяная, и мы горестно взглядывали друг на друга: это в конце июня-то!

В сумерках, разостлав постель прямо под открытым небом (хотелось больше экзотики), мы отправились рыбачить. Из всех многочисленных рыболовных снарядов на этот раз мы выбрали поплавную сеть-троестенку. Сели в лодку и бросили первую тоню. Рыба плескалась — «плавилась» — вокруг нас беспрестанно, и мы облизывались, предвкушая всю прелесть свежей ухи.

— Помнишь миллионера Лаптева у Мамина-Сибиряка, — говорил я, выводя лодку наискось к берегу, меж тем как Миша выметывал троестенку, — помнишь, как его угощали ухой из живых хариусов? Тончайшего вкуса кушанье! Попробуем сегодня. Жаль, не купили в Нижнеудинске лаврового листа.

— Ничего. Главное — рыба, а не лавровый лист, и еще — сами поймали…

Чернея на воде, длинной цепочкой вытянулись вдоль реки берестяные поплавки, сеть шла удивительно легко, ни разу не задев за камни.

— Смотри-ка ты, — шептал я в умилении, — плещет как здорово. Ну и рыбы!.. Сеть-то дергает?

— Дергает, — шлепая по воде кормовым веслом, чтобы спугнуть спящую рыбу, и отмахиваясь от надоедливого комара, отвечал Миша, — дергает, наверное, крупный таймень попался.

— Тащи!

— Погоди. Жалко сеть доставать. Очень хорошо идет. А таймень затих. Будем жарить его, или тоже в уху?

Впереди нас зашумела шивера. Скорее к берегу. Сеть выбрали — и что же? — в ней болталось всего-навсего два маленьких хариуска.

Поднимаясь обратно, мы долго ломали голову над причиной нашей неудачи и поняли, наконец: у сети было очень много поплавков; они подняли сеть кверху (оттого она и плыла, не цепляясь за камни), а рыба, как известно, держится дна.

— Будем жарить тайменя, — ехидно спросил я, вылезая из лодки, — или посолим его?

Миша что-то пробурчал и указал на небо. Близ горизонта обозначились маленькие тучки. Они казались вовсе невинными, но, на всякий случай, багаж мы сложили в кучу и накрыли брезентовым плащом — единственной вещью, которая могла охранять от дождя.

Спали мы недолго. Невинные тучки повели себя нехорошо, и нам пришлось спасаться под лодкой. Однако лодка тоже не помогла: она была слишком узкой, дождь проникал в щели обнабоин, и скоро мы захлюпали в постели.

Утро наступило холодное. Ползли тяжелые серые клочья облаков, спускались к земле и цеплялись за прибрежные утесы, что высились на той стороне реки. Лил ровный, настойчивый дождь. Хотелось есть.

Неохотно выбрались мы из-под лодки наружу и стали разводить костер. Но хворост был сырой, разжечь его нечем, а, главное, дождь, как хороший пожарник, моментально гасил первый появившийся язычок пламени.

Не было надежды на милосердие неба.

— Давай сделаем хотя из травы балаган, — предложил Миша, жуя всухомятку кусок калача.

— Нечем накосить.

— Нарвем руками.

Пока мы рвали траву (а надо сказать, что это довольно скучное занятие) и ладили односкатный балаган, надвинулся вечер и, к нашему удовольствию, дождь перестал.

Пользуясь этим, мы распалили огромный костер, просушили одежду, прожгли одеяло, сварили ужин и, счастливые удачной постройкой, залегли в теплую, сухую постель. После вчерашней беспокойной ночи нам так крепко спалось… Мне снилось, что я на удочку поймал огромного тайменя и никак не могу вытащить его из воды. Он бьется, вертится, того и гляди оборвет леску и уйдет. Наконец я подтащил его к самому берегу, наклонился, чтобы подхватить под жабры, но таймень так ударил хвостом по воде, что окатил меня с головы до ног…

Я проснулся. Было темно. Мерно шумел дождь в кустах и столь же методично поливал нас сквозь кровлю балагана, как огородник гряды из лейки.

— Садись. Так лучше, — убежденно сказал Миша, позевывая и кутаясь в мокрое одеяло.

— Чем же лучше?

— А ты попробуй.