По чунским порогам

И верно: сидеть в луже оказалось гораздо приятнее, чем лежать. А дождь становился все гуще и гуще, и крупнее, и скоро перешел в ливень. Балаган сдал окончательно. Сверху нас обливало буквально сплошной струей, но этого мало — потоки воды и размытой глины теперь устремились еще и с косогора, журча подобрались к постели и унесли мои штаны (утром я их нашел в кустах).

На той стороне реки тяжело грохотали камни. Подмытые водой, они срывались с вершины горы; сперва медленно, с легким шелестом, затем, ускоряя бег, подпрыгивая, сокрушая все на своем пути, со страшным треском неслись вниз и шумно падали в воду. Так прошла вторая экзотическая ночь.

К обеду подул ветер, сорвал туманный покров с гор, разметал обрывки облаков — и снова засияло ласковое летнее солнце.

Впрочем, мы теперь не радовались и солнцу. Балаган, хороший балаган, коли не взяли с собой палатку, — единственное, что могло нам создать веселое настроение.

— Как тебе кажется, Сережа, — медленно проговорил Миша, — если на тридцати километрах пути нас вымочило дважды, то сколько раз вымочит на тысяче километров?

— Шестьдесят шесть с половиной раз, — моментально высчитал я. — Моя кожа не выдержит этого, расползется.

— Надо сделать балаган. Походный балаган. Разборный, но крепкий, вполне заменяющий собою палатку.

— Да, но из чего его сделаешь?

Мы задумались. Вдруг Миша поднял руку и указал на противоположный берег: береста. Понятно!

Я мигом перемахнул на лодке через реку — Миша остался сушить намокшие вещи, — влез на хребет, где рос гладкий, чистый березняк, и отодрал восемь огромных берестин.

Однако спуститься вниз оказалось нелегким делом; крутизна склона достигала, наверное, шестидесяти градусов, земля от дождя раскисла и оползала под ногами; сзади напирала береста и, в довершение всего, — то справа, то слева, обгоняя меня, — нет-нет да и срывались камни, увлекая за собой валежник и вырванные с корнем кусты.

Внизу меня поразил вид реки. У берега, как раньше, вода была кристально чистой, а посредине протянулась загадочная молочная полоса. Переплывая в лодке через эту полосу, я даже почерпнул пригоршню воды из нее и попробовал на вкус: нет, вода как вода. Что такое? А выйдя на берег, подозрительно к нему присмотрелся: коль здесь молочная река, так не кисельные ли и берега?

Вытащив лодку на камешник, насколько у меня хватило сил, я поволок бересту к балагану. Но не сделал и половины пути, как услышал испуганный возглас Миши:

— Ты что же это лодку бросил?

Я оглянулся и обмер: лодка, плавно раскачиваясь, плыла вдоль берега. День чудес!

Нет, оказывается, просто прибывала вода.

Сибирские реки — горные реки. Сжатые хребтами, они текут в узком русле, поэтому после сильного ливня или во время таяния коренных горных льдов и снегов вода стремительно, валом подымается кверху, держится на наивысшем уровне несколько дней и столь же стремительно спадает. Мы рассуждали: дойдет она или не дойдет до нашего балагана? На всякий случай решили вытаскать багаж наверх. Наши сомнения рассеялись быстро: через полчаса вода смыла балаган. Едва успели мы спасти бересту…

А посредине реки с головокружительной скоростью беспрерывной лентой неслись бревна, кусты, коряги, щепки. Вода пенилась, шумела и яростно хлестала в берега. Пускаться в путь в такую воду нельзя. Опасно. Плавник движется сплошь, местами сгущаясь до того, что, кажется, ловкий человек мог бы перебежать по нему, как по мосту, на другую сторону реки. Угодишь в такую оказию — подденет снизу каким-нибудь сучком или корнем плавучая коряга и перевернет лодку.

— А ребята теперь в Костиной ждут нас не дождутся!

Миша — великий ботаник. Он накопал каких-то корней, очистил от земли и бросил в котелок вариться.

— Что за растение?

— Полигонатум мультифлорум. По-русски: купена многоцветковая.

— Зачем это?

— Спаржу делаю, — наливая уксус в кружку, ответил Миша, — нам с тобой это — первый дар природы.

— И что же, вкусно будет?

— Пальчики оближешь. Потом мы будем варить суп из румекс ацетоза.

— А по-русски?

— Из щавеля. Конечно, спаржа вкуснее.

— А ты ел когда-нибудь?

— Чего?

— Спаржу?

— Нет.

— А эту, как ее… полигонатум?

— Тоже нет.

— Так как же ты ее хвалишь?

— Слушай, Сережа, а ты «Народный цветник-травник» читал? — прищуривая глаз, в свою очередь спросил Миша.

— Нет, не читал.

— Ну, значит, и квиты. А там ее хвалят. В общем, купена — растение съедобное. Я полагаю, мы возьмем себе за правило в наше меню обязательно включать такие необыкновенные блюда, — деловито заключил он разговор и вытряхнул в чашку длинные белые корни купены.

Выглядела она очень аппетитно, но вкус, по совести скажу, был препротивный. Однако мы не подали вида и, нахваливая себя за изобретательность, съели ее всю.

Ночью я проснулся и разбудил Мишу.

— Чего тебе? — сердито спросил он.

— Миша, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. А что?

— Я отравился купеной.

— Что ты! — в страхе воскликнул он. — Не может быть! Тошнит?

— Нет.

— Сердце давит?

— Вроде как нет.

— Так что же с тобой?

— Ничего. Есть очень сильно хочется. Давай наварим картошки.