По деревням

Семь или более лет
быть мне еще на чужбине
пока я в нее не врасту
При счете лет не буду нетерпенья проявлять
напротив, с легкостью сама числом я стану
Туда-сюда шагая,
Пойду назад в свою страну
Кто плачем мир на части раздирает
тому река ответит
Лунатиком туда приду я
и там зарницы светлые без грома
покажут мне мое маисовое поле
что на ветру шумит по всей долине
густой стеной встает среди долины
и вновь во тьме бесследно пропадает
И я пойду по «улице старинной»,
не слышавшей ни разу шум машины,
где пасынком безродным
расщепленное молнией дерево стоит
Тот день никогда не настанет ведь он – настал
На дороге у самой деревни шаги я замедлю и прислушаюсь
и душа моя, ширясь, к народу прильнет моему
и беззвучно зарница покажет мне дома родного белейшие стены
вот стоят они
вот – исчезают
и во тьме остается их отсвет
Я давно уже здесь
где, похоже, никто никогда не бывал
Посредине деревни там будет стоять тишина
и тепло после знойного дня
там не ждет меня камень священного тинга
вишни ствол там облеплен киноплакатами лет так за десять
и пред ликом шумящей листвы я стоять буду словно одна я на шаре земном
Я знаю: километрам счет земным
со звездною спиралью совместим!
Во мраке некий престарелый человек
обычнейшим из голосов меня окликнет
и скажет: «Тысячелетие – как день один»
но не признаюсь я ему, кто я
и побреду в соседнюю деревню
Тот, у кого в груди зияет рана, подобная моей,
тому поможет пластырь из листвы пред взором у него
Молнией становится зарница
вслед за молнией приходит гром
но успею я с первыми каплями ливня добежать до гостиницы желтой
И хозяйка-блондинка тогда, оказав мне особую милость
поведет по сухой галерее
в освещенную ярко обитель простых утешений
и головки цветочные наши тогда покачнутся
и глазами звериными будем подмигивать дерзко:
И откроется лоно
и новое в мире откроет!

ВСЕ

Когда человек, что Писание миру явил, вернет мне назад мое право?
Когда исполненья желаний хотеть я смогу
вместо жажды слепой – побеждать?
Ибо имя одно есть – Виктория!
Когда городские огни перестанут сочиться ледяной деловитости светом и окажутся знаком соседства?
Ибо имя одно есть – Виктория!
Когда же певец своим голосом сильным
потоки дождя остановит
и волнение крови, смятенье вины и проклятья
из груди человечьей изгонит на вечные веки?
Когда перестанет бренчать бубенцами неверными колокол
Когда грянет он вечность
и на круге земном человечества сонм воцарится?
Оцепененье мое – когда потрясеньем оно разрешится
и встану я вместе со всеми, в сиянье своем золотом?
Ибо все-таки есть это имя – Виктория![3]