По дорогам

Иногда по вечерам мы брали карту, разворачивали ее на столе, как план острова сокровищ. Пытались угадать, где он сейчас находится. По очереди, на манер ясновидящих или лозоходцев, наугад тыкали в карту пальцем, рисовали там крестик и аккуратно записывали дату и время. Понедельник, 18 ноября, 17 ч. 39 м., между Орезоном и Систероном. Вторник, 19 ноября, 19 ч. 23 м., D765, участок Рубе – Туркуэн.

Чтобы спросить его, когда вернется.

Узнать, а вдруг палец угадал верно.

Потом занимались чем-нибудь еще, снова брались за рисование, читали “Чайку по имени Джонатан Ливингстон”, обсуждали футбольные правила, последний фильм, который смотрели вместе, песню, которую слышали по радио.

Я всегда был весел с Агустином, он со мной тоже, такой у нас был неписаный закон. Я мог сколько угодно тревожиться, но он хотел, чтобы я помалкивал. Пусть наигранно, пусть даже совсем бездарно, но чтобы я изображал спокойствие. Этот мальчик был из тех, от кого ничего не скроешь. Моментально улавливал, о чем вы думаете, с удовольствием вы проводите с ним время или по обязанности. И платил вам той же монетой. Не за то, что, как вам казалось, вы ему даете. Не за подарки, которыми вы его заваливаете. Нет, за искреннее расположение, которое вы к нему питаете или нет.

Отлучки отца были как пропасть между нами. Запретная зона. Глухая стена молчания, которое ни он, ни я не имели права нарушить.

Иногда перед отъездом автостопщик говорил нам, куда примерно направляется. Показывал на карте место, где почти не было его пометок. Морван. Марна. Граница с Германией. Канталь. Общее направление, область, намеченная для освоения, которая по ходу дела может расшириться. Из которой он потом, вероятно, перекочует в другую, но все-таки сначала он будет где-то здесь.

Это позволяло нам сузить район поисков.

А этот Морван как выглядит? – спрашивал меня Агустин.

Я рассказывал ему про лиственные леса, пологие холмы, стада коров, реки и каналы, шлюзы, лесопилки. Открывал атлас растений. Залезал в картинки Google. Смотрел, как экран покрывается сочно-зелеными пейзажами, разрозненными кусочками целого огромного мира, состоящего из лесов, рек, камней. Я показывал Агустину колокольни, черепичные крыши, мосты. Набирал названия тамошних зон отдыха на автострадах. Женетуа. Ла-Шапонн. Эрво. Монморанси. Рюффе. Я смотрел на них с высоты небес – довольно просторные, одинаковые по обе стороны серой ленты шоссе с двумя “карманами” в форме ушей, усыпанных блестящими точками машин.

Агустину скоро надоедало, и он шел играть. А я продолжал один двигаться вдоль магистрали, представляя себе автостопщика где-то на этой ленте, в потоке этой лавы, глядящего, как за окном скользит непрерывная череда лесов, полей, откосов, неизменно засаженных одними и теми же буками, одними и теми же грабами, как проплывают одинаковые виноградники с оголенными осенью лозами, одинаковые плантации сизых артишоков, одинаковые луга люцерны, одинаковые поля под паром, одинаковые участки, покрытые длинными полосами черного или белого пластика, одинаковые коровы, одинаковые рощи, одинаковые лесозащитные полосы из тополей, одинаковые деревенские колокольни вдали, одинаковые кричащие билборды торговых зон под низким небом, одинаковые указатели съездов и выездов из населенных пунктов – Сент-Этьен-о-Мон, Сайан, Пор-сюр-Сон, Атис, Гре, Сен-Мартен-де-Кро, Лудеак, Живор, Бур-Сент-Андеоль, Пон-Сент-Эспри, Монтегю, Ла-Транш-сюр-Мер, Лимож, Байонна.

Франция.

Этот географический объект, весьма трудноопределимый, хотя и четко очерченный, по сути, и отправлялся покорять автостопщик, когда уезжал кататься по дорогам.

Буду во Франции.

Ответ тем, кто спрашивал, куда он едет.

Буду во Франции – можно подумать, это всех успокоит, как будто Франция – настолько освоенный кусок земной поверхности, что не стоит тревожиться.

Буду во Франции – все равно что сказать: я всего-то-навсего дойду до ближайшего кафе, не волнуйтесь и, главное, не думайте, что я пускаюсь в далекое путешествие, нет, вовсе нет, я тут, совсем рядом. Как будто Франция – это не 643 тысячи квадратных километров от Бретани до Ниццы, от Андая до Ремирмона. Буду во Франции – словно остальное уже мелочи, все различия между Верхней Савойей и Ландами – не более чем конкурентные преимущества, какие легко найдутся у двух соседних кафе на деревенской площади, а разница температур и тысяча километров между Лотарингией и Лазурным берегом – не более чем несколько шагов из конца в конец деревенской улицы.

Некоторые подшучивали над ним за то, что он ничего не осматривает, никогда нигде не задерживается.

Франция, Франция, а что ты в ней видишь? – вопрошали насмешники. Что ты в ней понимаешь, если проносишься по ней со скоростью сто тридцать километров в час? Ты же никогда не съезжаешь с автострады или съезжаешь только затем, чтобы переночевать в ближайшей “Формуле 1”.

Он не сдавался. Улыбался своей самой широкой улыбкой и в ответ бросал:

Ну и что?