Я смотрел на ее спокойное тело, освобожденные плечи, запрокинутое лицо. Руки, безмятежно распластанные на песке. Я лег рядом. И мы лежали так какое-то время, почти не шевелясь, – мои ноги в нескольких сантиметрах от ее ног, безоблачное небо над нами. Солнце обжигало нам веки. Я почувствовал, что ее ступня погладила мою.
У нее зазвонил телефон. Он звонил секунд тридцать, она не пошевелилась. Потом он зазвонил во второй раз.
Она села, ощупью поискала телефон в сумке. Нашла, посмотрела на экран.
Это он, сказала Мари.
Ты шутишь.
Это он, я уверена. Ноль два – это Нормандия. Что делать, я отвечу?
Она ответила. Я узнал голос в телефоне.
Мари.
Я остался лежать. Время от времени крики Агустина или Симона заглушали его слова. Но большую часть того, что говорил автостопщик, я слышал. Он на Котантене. Замерз до чертиков. Вокруг красота, но холод собачий.
А ты где?
На пляже в Картре. Напротив Джерси и Гернси. Тут погода чудесная, я думаю о тебе.
Ты думаешь обо мне.
Я встал, чтобы не слушать.
А мы тоже на пляже, сказала Мари через какое-то время. Сегодня среда[7]
, хорошая погода, мы взяли да и сели в машину. С Симоном, другом Агустина. Они сейчас в воде. Ты не поверишь, они купаются.Мари взглянула на меня. Я понял, что она колеблется.
И Саша с нами, сказала она в конце концов.
Скажи, что я его обнимаю, шепнул я, прежде чем он отреагирует.
Он говорит, что обнимает тебя.
Разговор продолжался еще несколько минут. Потом Мари нажала на отбой. Положила телефон. Снова легла рядом со мной. У меня было ощущение, что она не хочет больше ни о чем думать. Даже размышлять над этим сверхъестественным совпадением: как получилось, что он вдруг позвонил именно сегодня, в этот самый момент.
Я почувствовал, что она тихонько положила голову мне на плечо. И тут же подняла ее, услышав стремительно приближавшиеся голоса детей.
Мам, можно взять ваши полотенца?
Агустин примчался как по тревоге, будто повинуясь шестому чувству. Вынудив нас с Мари встать, чтобы отдать ему полотенца. Он потребовал и мое тоже.
Оба, оба, нам нужны оба, чтоб построить западню.
И тут же принялся копать огромную яму в двух шагах от нас. Как будто на всякий случай решил не отходить далеко.
Агустин, только что папа звонил.
Мари силилась снова придать голосу материнские интонации. Мальчик не отвечал, даже головы не повернул в ее сторону.
Ты слышишь, что я говорю? Папа тебя целует.
Он продолжал играть с приятелем, как будто не желая слышать.
Мари пришлось повысить тон.
Агустин, в чем дело, надо отвечать, когда я с тобой разговариваю.
Мальчик засмеялся вместе с другом, радуясь своей дерзости. Заставив ее еще несколько секунд подождать, прежде чем наконец ответить с вызывающим видом:
Да, мам, я слышу. Я понял.
20
Дома я встал среди ночи. Спрашивая себя, как такое возможно. Как могло случиться, что он звонил нам на пляж. Взглянул на открытку, отправленную из Арроманша. Изучил почтовый штемпель, чтобы убедиться, что она в самом деле оттуда. Прочел что-то вроде “Гранкан 06-01-18 11.00”. Что это за Гранкан, я не знал. Проверил, действительно ли там, в Нормандии, есть такой городок. Вбил в поисковик название, нашел сайт мэрии, пролистал фотографии необъятного пляжа во время отлива, аэроснимки порта, вдающегося глубоко в сушу. Картинки домов на побережье, длинный пирс, устремленный в открытое море, к зоне, судоходной даже во время отлива. Черно-белое фото военного корабля, носившего имя города и затонувшего в каком-то техасском порту с шестьюстами членами экипажа на борту вследствие взрыва, вызванного утечкой аммиака. Посмотрел на
Взглянул на дату на своем ноутбуке: Вт. 11 янв. 03.45.
И вдруг понял. Совершенно отчетливо увидел, как он тайком от нас прячется где-то в городе, совсем рядом. Вернулся, наверно, уже несколько дней назад. Поселился на одной из соседних улиц. В любой гостинице, они в это время года все равно пустуют. Быть может, возле дома Мари или моего. Наблюдает за нашей жизнью в свое отсутствие и радуется. Шпионит за всеми нашими поступками. Следит за Мари, видит сегодня утром, как она, с покупками, решает завернуть ко мне. Наверно, кусает губы, когда мы нежно здороваемся у двери. Когда она поднимается ко мне. Теряет ее из виду на час. Потом на два. Невольно поджидает, когда же она спустится. Вглядывается в ее лицо. Пытается прочесть ее мысли. Хорошее или дурное настроение. Смущение.
Я так и стоял, допивал разогретые в микроволновке остатки кофе. Словно чувствуя, как он притаился там, где-то в ночи. Быть может, зная о моей бессоннице. Узнавая о ней через какую-нибудь камеру наблюдения, включенную перед отъездом.