Попав в плен под Эль-Аламейном осенью 1942 года, Тома не мог описать ситуацию последних стадий войны. В тот период одним из видных представителей танковой школы был Мантойфель, подтвердивший более раннее впечатление Тома на ситуацию в целом, а также дополнивший его своими наблюдениями. Данный мне отчет Мантойфеля слишком долог и подробен для неспециалистов, но некоторые из его ключевых высказываний стоит здесь процитировать: «Танки должны быть быстрыми. Это, я скажу, наиважнейший урок войны относительно танков. „Пантера“ в качестве прототипа следовала верному направлению. „Тигр“ мы называли „мебельным фургоном“, хотя для начального прорыва это была неплохая машина. Его медленная скорость представляла неудобство больше в России, нежели во Франции, из-за больших расстояний».
Что касается русских танков, то Мантойфель сказал следующее: «Танк „Иосиф Сталин“ — самый тяжелый в мире; у него мощные гусеницы и хорошая броня. Еще одно его преимущество — низкая посадка; он на 51 см ниже нашего Pz. V, „пантеры“. В качестве „танка прорыва“ он, несомненно, хорош, но слишком медленный».
Затем Мантойфель затронул тему недостатков в организации бронетанковых войск, которые было легко преодолеть. «Каждой части в дивизии следовало иметь свою мобильную мастерскую, сопровождавшую тактический эшелон. Наша армия допустила большую ошибку, полагая, что такие мобильные мастерские должны находиться в тылу. Их нужно было держать далеко впереди, под руководством тактического командира, поддерживающего с ними радиосвязь. Это необходимо для проведения ремонтных работ ночью за исключением серьезных поломок. Такая система избавила бы нас от случайных потерь танков, а так командирам приходилось вести в бой недоукомплектованные части, потому что они не могли позволить себе ждать, пока танки починят. Слишком часто этим войскам поручали невыполнимые задачи, потому что их реальная боевая мощь не соответствовала теоретической, а дивизиям ставили цели исходя из их номинальной боевой мощи.
Также для бронетанковой дивизии важно иметь свои воздушные войска — разведывательный эскадрон, эскадрон тактических бомбардировщиков и эскадрон связи самолетов для командиров и штабных работников. Командующему бронетанковой дивизией часто лучше осуществлять руководство с воздуха. На ранних стадиях русской кампании у танковых дивизий имелись свои самолеты, но в ноябре 1941 года верховное командование отозвало их, отдав предпочтение централизованному контролю. И это было большой ошибкой. Я бы также советовал воздушным эскадронам в мирное время проводить учения совместно с дивизиями.
Необходим также воздушный транспорт для снабжения дивизий боеприпасами, топливом, продовольствием и личным составом. В будущем бронетанковым дивизиям придется осуществлять операции на большей дистанции, и они должны быть готовы к броскам на 200 километров в день. В довоенное время я читал много ваших специальных работ, и знаю, что вы придавали большое значение развитию воздушной составляющей бронетанковой войны. Ее тактика совершенно отличается от тактики пехоты, но пехотные командиры этого не понимают. Это была одна из самых главных наших проблем во время войны».
Рассуждая на тему конструкции танков и их тактики, Мантойфель говорил о ценности низких танков, представляющих собой более трудную цель. Трудность здесь состоит в том, как совместить невысокую посадку с достаточным расстоянием от земли, чтобы танк не «ползал на брюхе» и легко преодолевал такие препятствия, как кочки, камни и пни. «Впрочем, небольшое расстояние от поверхности земли можно компенсировать хорошим выбором прикрытия. Это самое важное качество при управлении танком».
В качестве примера Мантойфель рассказал о битве при Таргуль Фрумос, недалеко от румынского города Яссы, в начале мая 1944 года. Здесь удалось сдержать первый натиск русских по направлению к нефтяным месторождениям Плоешти. Основной удар более чем 500 русских танков пришелся на танково-гренадерскую дивизию «Великая Германия», которой тогда командовал Мантойфель. Всего в ней было 160 танков, в одной части «тигры», в двух «пантеры», и в еще одной более ранние Pz. IV. «Именно там я впервые увидел танки „Иосиф Сталин“. Для меня стало шоком, что наши „тигры“ не могли пробить их броню с расстояния 3000 метров — снаряды просто отскакивали от них; пробить ее можно было только на расстоянии вполовину меньше. Но мне удалось обойти численное превосходство русских маневренностью и мобильностью, а также лучшим использованием укрытий на местности». Даже относительно небольшим Pz. IV удавалось подбить более крупные танки противника, обходя их с тыла и стреляя с расстояния 1000 метров. Мантойфель сказал, что, когда наступление выдохлось, на поле боя осталось около 350 русских танков, а большинство отступивших было повреждено. Сам же он потерял только десять, хотя повреждения получили гораздо больше.