По кличке Рейнджер

Плохо. Больше брака допускать нельзя. В течение ближайших месяцев Бандере нужно провести ряд серьезных вылазок. Люди, считающие его своим корешем по гроб жизни, получат от него свинцовую весточку или тротиловую посылочку. Никуда не денешься. Слишком цепко держат его за горло эти кореша. Слишком много им надо. А кому надо слишком много, те рискуют не получить ничего.

– Кто показал себя хорошо? – Бандера кинул в рот пластинку жевательного табака.

– Рейнджер. Он прижал противника. Вытащил Цхинвальца. И увел свою группу без потерь.

– Остальные ушли без проблем?

– Один раненый. Ящер убит. Мы уничтожили троих солдат противника.

– Они что, от хохота умерли?

– Машину с охраной Амарова удалось разнести.

– Хоть тут черным дали прикурить.

– Приказывай, – решительно воскликнул Алтаец. – И мы Амарова выкурим из любой берлоги.

– Как в этот раз?

– Теперь мы представляем раскладку.

– Теперь он затаится.

– Или нам счет выставит, – недовольно произнес Жиган, плюхаясь с размаху на диван.

– Не выставит, – возразил Алтаец.

– Да уж.

– Мы им на месте покушения труп Татарина оставили. Подручного Хамсая. Так что пусть с «красноармейцами» выясняют, кто прав и кто виноват.

– А как там Татарин нарисовался? – удивился Жиган.

– Мы подвезли его, – произнес Алтаец.

– И уделали?

– И уделали.

– Ох, – покачал головой Жиган. Он не был в курсе этой части операции. – Но долго так вы Амарова за нос не поводите.

– Долго и не надо. Сейчас азербайджанцы и хамсаева шайка набросятся друг на друга так, что только перья полетят. И скоро забудут, с чего все началось, – столько у них новых счетов появится, – удовлетворенно произнес Бандера.

– Так, может, и лучше, что мы его не догробили, – согласился Жиган. – Другие догробят…

* * *

– Сами себя выпороли, – сказал Алтаец, собрав в баре всех участников операции. – Все вели себя как сопляки, не прошедшие курс молодого бойца!

– Кто знал, что их там целая шобла, – шмыгнул носом Бита. – Навалились, черножопые, всей кодлой.

– Молчать!.. Один из гранатомета попасть не может… Другой из автомата мажет. Детский сад, а не подразделение.

На этот раз никто не возражал.

– Премия, ясное дело, снимается, – заключил Алтаец.

– Э, – послышался возмущенный голос Питона. – А шкуру зря нам дырявили?

– Вы должны были дырявить! Компенсация остается. Рейнджеру – полуторная премия.

– Это чего, а? – завелся Гоша Цхинвальский. – Это ему наши бабки за красивые глаза? Или за чего еще там?

Алтаец подошел к Гоше Цхинвальскому, навис над ним.

– Встать.

Гоша неохотно поднялся.

– Ты, свинячье рыло, – прошипел Алтаец. – Кто тебе разрешил рот разевать?

– Э, чего? – отшатнулся Гоша Цхинвальский, но в его голосе звучал не столько страх, сколько сдерживаемая злоба.

– Ты столько раз прокалывался, Гоша, – с угрозой произнес Алтаец, и Гоша напрягся. – И если еще не к месту что скажешь – в распыл пойдешь. Что неясно?

– Понял, – сдавленно произнес Цхинвалец.

– В общем, бойцы, это не работа. – Алтаец отошел от Гоши и прошел по комнате, останавливаясь перед каждым.

Больше не произнес ни слова, резко обернулся на каблуках и вышел.

– Угу. На бабки хорошие обул, – поморщился Бита.

– Сами сплоховали, – сказал Летчик.

– Хе. – Гоша Цхинвальский зло покосился на Влада, и тот понял, что возникли проблемы.

* * *

– Еще один должок, сынок, – с какой-то укоризной произнес Амаров.

– Что? – не понял Шарифов.

– Я тебе еще раз обязан жизнью.

Шарифов махнул рукой.

– Не маши рукой. Так и есть.

– Нет, Ровшан Магомедович, – посуровел Шарифов. – Это я вам обязан всем. И по мере сил отдаю свой долг.

– Эх, хитрюга, – с видимым удовольствием произнес Амаров.

Они сидели в офисе на складах «Арзамаса». Тут же располагались апартаменты, годные для житья и как нельзя лучше подходившие для того, чтобы хорониться от киллеров. Кольцо охраны складов, узкие проходы – крепость! Отсюда его не выкуришь, во всяком случае, Амаров надеялся на это, когда решил пожить здесь.

– Пора тебя в люди выпускать, – сказал хозяин. – Совсем ты при мне зачахнешь.

– Да что вы, Ровшан Магомедович.

– Седины старого Ровшана охранять. Разве это для таких молодых и умных, сынок?

– Ровшан Магомедович, – обиделся Шарифов. – Если хотите перекинуть на другой участок, – он выражался в старых традициях, – это не совсем разумно.

– Тебе пора по московским каналам работать. Пусть люди видят тебя.

– Зачем?

– Преемник, Сахиб, мне нужен. Я еще не стар. Но судьба у нас сам знаешь какая – сегодня жив, а завтра киллер поумнее попался и… Ты останешься после меня, сынок.

– Но…

– Я сказал – так будет.

– Хорошо. – Шарифов кивнул.

– Но, – Амаров приблизился к нему, – запомни одно – после меня, а не вместо меня.

– Как вы можете! – возмутился Шарифов. – Мне ничего не надо! Какая Москва? Вон какая здесь обстановка!

– Забудь. Тут Зейналов.

– Зейналов – не кудесник. Он город не знает.

– Это моя головная боль. Ты хочешь спорить со мной?

– Никак нет, Ровшан Магомедович.

– Правильно… Сахиб, я тебя насквозь вижу. Ты любишь власть. Тебе нравится ощущать себя самым умным, самым хитрым. Но не надо стараться быть хитрее и умнее меня. Я не хочу разочароваться в тебе.

– Я не разочарую вас.