По кличке Рейнджер

Группа оторвалась бы от преследователей без особого труда, но пришлось волочь за собой «Монтесуму». В отличие от общепринятых представлений о сотрудниках ЦРУ, это был вовсе не поджарый, энергичный командос, способный без труда отмахать полсотни километров в полной выкладке, а отъевшаяся на гамбургерах малоподвижная туша. Он хотел жить, поэтому двигался что было сил. Ему популярно объяснили, что, если мятежники настигнут группу, первым получит пулю американский специалист по партизанской войне – кстати, один из лучших американских спецов в этой области. Высокогорный разреженный воздух американец ловил широко открытым ртом, как выброшенная на пляж рыба. Иногда его приходилось тащить на себе… В общем, к точке, на которой группу должны забрать вертолеты, двигались слишком медленно…

И Медведь понял одну страшную и неотвратимую вещь – кто-то из его группы должен остаться прикрывать отход. Остаться на верную смерть. До этого потерь группа не знала, хотя ходили и в Афган, и в тыл к повстанцам.

– Я прикрою, – сказал Влад.

Медведь кивнул. Он знал, что Влад – самый бое-способный в их группе. Он сделает больше, чем другие. Когда моджахеды пройдут через его труп, на прикрытии останется следующий… Объект «Монтесума» должен быть любой ценой доставлен к заказчику – Главному разведуправлению Минобороны…

Группа ушла по горной тропе, забираясь на гребень, оставив Русичу огнемет «Шмель», пару «Мух», боеприпасы. Ему сейчас это понадобится больше других.

По скалистым горам струился утренний холодный туман. Это была территория повстанцев, воинов-мусульман, которые несколько лет назад решили взять власть в Таджикистане. Оппозиция залила республику кровью, уничтожив около ста тысяч своих соотечественников, обломала зубы о российскую дивизию, постоянно дислоцирующуюся в этих краях, и откатилась в горы, крепко утвердилась там, заключив для проформы несуществующий мир с правительством Таджикистана. Исламистов снабжали оружием, наркотиками, деньгами талибы. Оказывали, правда сильно секретясь, посильную помощь американцы, заинтересованные в том, чтобы все пророссийские силы были вычищены отсюда. Против всей этой шушеры грудью, как всегда, не щадя себя, встали русские офицеры и солдаты – пехота, артиллеристы, летчики, погранцы. И десантный спецназ…

Влад выбрал отличную точку. Ущелье в этом месте сужалось, внизу петляла горная тропа. И держаться тут можно долго… Он собирался держаться как можно дольше. И забрать на тот свет целую толпу «вовчиков» – так в Таджикистане называли бойцов исламской оппозиции.

Ему было подарено несколько минут – группа ушла вперед, а преследователи еще не появились. Утренний осенний холод пробирался сквозь комбез. Величественный пейзаж – горные пики, утопающие в тумане, судя по всему, последнее, что он видит в этой жизни…

Влад отлично помнит, до детали, как все это было. Главное – страшное, пустое ощущение одиночества. Все – родные, близкие, знакомые, боевые товарищи, заботы, радости и огорчения – осталось в другом мире. Здесь он один – никто не поможет, никто не положит руку на плечо. Здесь только он и его смерть. И этот великолепный пейзаж – это его личный ад…

И еще вспомнились слова Мастера, который учил его не только драться и воевать, но и жить: «Вспомни, самурай еще до боя мертв. Он не боится смерти, живет с ней. Она не страшна… Только, Влад, мы русские люди. Мы не мертвы, пока в нас хоть капля жизни. Мы живы, когда смерть дышит нам в лицо. До последнего вздоха мы готовы дать ей по зубам… Все, что делаем мы, делаем для утверждения жизни, Влад…»

Так и получилось в тот раз. Влад дал смерти по зубам. Он держался сколько мог, почти израсходовав боекомплект… Положил немало моджахедов. Получил два касательных ранения, легкую контузию от рванувшей рядом мины. И ушел… Он слышал, как вдалеке затрещали вертолеты – это означало, что диверсионная группа дошла до точки эвакуации и держит путь домой. А он все еще один. И смерть идет следом, клацая зубами… И он твердо решил не даваться ей.

Через две недели, истощенный, с жесткой бородой, он вышел к позициям правительственных войск, едва не был расстрелян как моджахед. Но разобрались, вернули в родную часть…

А то чувство пустоты и одиночества, когда он был наедине с горами и собственной смертью, осталось с ним навсегда. Это был даже не страх. Это был взгляд в преисподнюю.

Иногда это чувство вновь пробуждалось в нем. Особенно остро, когда его внедрили в «Синдикат» и тамошние спецы вычислили в нем внедренного агента… Он опять остался один на один со своей смертью. И вновь, уцепившись за соломинку, выплыл, хотя должен был камнем кануть в пучину…

И сейчас опять ощутил ту же леденящую пустоту. Снова он один. Никого рядом. Настя, Медведь, «Пирамида» – все за барьером. А здесь только он и смерть… Ноша разведчика-нелегала ничуть не легче ноши диверсанта. Вселенское одиночество – их спутник.

Влад приподнялся на кровати, поглядел в узкое окно, перечерченное лунным серпом. Ночь. Время нечистой силы и страхов.