По ком звонит колокол

– Ты ему тоже, и не без причины. Прошлой ночью я спала с ним. – Она улыбнулась и покачала головой. – Vamos a ver[21]. Я ему сказала: «Пабло, почему ты не убил иностранца?» А он мне: «Он хороший парень, Пилар. Хороший парень». Я ему: «Но ты понимаешь, что теперь тут командую я?» – «Да, Пилар. Да», – отвечает. А потом, позже, я услышала, что он не спит и плачет. Безобразно так взрыдывает, как обычно плачут мужчины – будто внутри у них какой-то зверь сидит и бередит их. Я его обняла, прижала к себе и спрашиваю: «Что с тобой, Пабло?», а он отвечает: «Ничего, Пилар. Ничего». – «Да нет же, что-то с тобой происходит». – «Люди, – говорит. – То, как они меня бросили. Gente[22]». – «Но они же со мной, а я – твоя жена». – «Пилар, – говорит, – помнишь поезд? – И добавляет: – Да поможет тебе Бог, Пилар». – «Ты что это Бога вспомнил? – говорю. – К чему такие разговоры?» А он: «Да. Бог и Пресвятая Дева. Да помогут они тебе». – «Qué va, – говорю. – Бог и Пресвятая Дева! Да разве пристало тебе так говорить?» А он: «Я боюсь умереть, Пилар. Tengo miedo de morir. Понимаешь ты это?» – «Тогда вылезай из постели, – говорю. – Тесно нам в одной постели – тебе, мне и твоему страху». Ему стало стыдно, он замолчал, и я заснула, но он уже – развалина, ты уж поверь мне, друг.

Роберт Джордан промолчал.

– Всю жизнь на меня время от времени находят печальные мысли, – сказала женщина. – Но это совсем другая печаль, не такая, как у Пабло. Она не подрывает моей решимости.

– В этом я не сомневаюсь.

– Это как определенные дни у женщин, – сказала она. – Может, это вообще ничего не значит. – Она помолчала и продолжила: – Я связываю с Республикой большие надежды. Я в нее твердо верю, а верить я умею. Истово, как люди набожные – в чудеса.

– Не сомневаюсь, что так и есть.

– А ты так же веришь?

– В Республику?

– Да.

– Да, верю, – ответил он, надеясь, что это правда.

– Я очень рада, – сказала женщина. – И ты ничего не боишься?

– Во всяком случае, не смерти, – ответил он, и это была правда.

– А чего-нибудь другого боишься?

– Только не исполнить свой долг как подобает.

– А в плен попасть не боишься, как другие?

– Нет, – ответил он искренне. – Если этого бояться, страх будет так держать за горло, что станешь бесполезным.

– Ты очень холодный парень.

– Нет, – сказал он. – Не думаю.

– Да. Ум у тебя очень холодный.

– Это потому, что он полностью поглощен работой.

– А того, что доставляет удовольствие в жизни, ты не любишь?

– Люблю. Очень люблю. Только если оно не мешает работе.

– Знаю, что ты выпить любишь. Я это видела.

– Да. Очень люблю. Но только если это не мешает работе.

– А женщин?

– Их я тоже очень люблю, но они для меня – не главное.

– Они для тебя не важны?

– Нет. Но я не встретил пока ни одной, которая задела бы меня за живое так, как, говорят, это бывает.

– Думаю, ты кривишь душой.

– Ну, может, немного.

– Ведь Мария тебя задела?

– Да. Внезапно и очень сильно.

– Меня тоже. Я ее очень люблю. Да. Очень.

– И я, – сказал Роберт Джордан и услышал, как осип его голос. – Я тоже. Да. – Ему было приятно говорить это, и он с особым удовольствием произнес фразу, которая по-испански звучала весьма торжественно: – Я очень ее люблю.

– После того как мы повидаемся с Глухим, я оставлю вас вдвоем.

Роберт Джордан помолчал, потом сказал:

– Это не обязательно.

– Обязательно, друг. Это обязательно. Времени не так много осталось.

– Ты прочла это у меня по руке? – спросил он.

– Нет. Забудь ты про свою руку. Ерунда все это.

Сама она выкинула это из своей жизни так же, как все прочее, что могло причинить вред Республике.

Роберт Джордан снова промолчал. Он смотрел, как Мария в пещере собирает грязную посуду. Она вытерла руки, обернулась и улыбнулась ему. Девушка не слышала, что говорит Пилар, но ее загорелая кожа потемнела от разлившегося по лицу румянца. Она снова улыбнулась Роберту Джордану.

– Есть еще день, – сказала женщина. – Ночь – ваша, но есть еще и день. Ясное дело, у вас не будет такого приволья, какое было у меня в Валенсии. Но несколько диких ягодок вы сорвать успеете. – Она рассмеялась.

Роберт Джордан положил руку на ее могучее плечо.

– Тебя я тоже люблю, – сказал он. – Я очень тебя люблю.

– Да ты просто настоящий дон Хуан Тенорио, – сказала женщина, смутившись от охвативших ее чувств. – Эдак ты скоро каждую любить будешь. А вот и Агустин.

Роберт Джордан вошел в пещеру и направился к Марии. Она смотрела, как он приближается к ней, и глаза ее сияли, а лицо и шея снова залились краской.

– Привет, крольчонок, – сказал он и поцеловал ее в губы. Она прижалась к нему и, глядя ему в лицо, сказала:

– Привет. Ох, привет. Привет.

Фернандо, по-прежнему сидевший за столом и куривший папиросу, встал, покачал головой и вышел, прихватив карабин, прислоненный к стене.

– Совсем распустились, – сказал он. – Мне это не нравится. Ты бы присмотрела за девчонкой.

– Я присматриваю, – ответила Пилар. – Этот товарищ – ее novio[23].

– А-а, – сказал Фернандо. – Ну, раз они обручены, тогда, думаю, это нормально.

– Я очень рада, что ты так думаешь, – сказала женщина.