По лагерям

Выходя из Родного Лагеря, внезапно обнаружил мага, одного из наших. Я сразу узнал: тусклая пунцовая роба сверкала золотыми нитями, изображавшими узоры пламени. В солнечную погоду казалось, что роба и впрямь исходит золотыми языками, только еле движимыми, гордо-застывшими на карминовом полотне.

Фигура двигалась неспешно вдоль высоченных стен Лагеря, на поясе выделялась огромная золотистая бляха, натертая до блеска, которой впору слепить врага; лицо скрыто капюшоном, руки сложены, затаенны широкими рукавами мантии.

В походке величавость, степенность – детали, отличавшие чародеев от рядовых жителей Лагеря. Маг вышагивал каждый метр, не оглядывался, будто знал, что произойдет в следующую минуту.

Я заспешил – не перечесть было мыслей, которые не давали покоя: про народ, планы волшебников, работу чужими руками, магию, про Дикий Лес, наконец.

Но не успел я вымолвить и слова, как тот воздел руки, запарил над землей, окутанный в изумрудную пелену, и растворился в пространстве.

Все произошло стремительно. Я обнаружил себя полнейшим болваном, стоящим подле ворот в полной растерянности.

Так телепортом жахнул, скотина! Смотался в нору каменную, пунцовый крот! Столько незаданных вопросов повисло в воздухе, что стало даже обидно.

В пространстве затухали изумрудные ошметки заклинания, сквозь которые я сердито прошел, направляясь в Лагерь у Болота.

По пути я думал, как же здорово обладать камнем телепортации. С такой штукой весь мир на ладони. Только знай себе заряжай камешек да перемещайся, на сколько силы хватит. А у магов полным-полно силы.

Однажды старатель поведал, мол чародей, не помню от какого лагеря, на глазах у других использовал заклинания ветра двадцать три раза кряду. Толи рудокоп оплошно насчитал, толи настолько я слаб – любые заклинания ветра давались мне с великим трудом.

Тем временем тропинка вывела к берегу звонкой реки. Не торопясь, я зашмыгал вдоль, поглядывая по сторонам.

«Где бы ты ни находился за пределами лагеря, и какой бы локация ни казалась безопасной – сомневайся. Сомневайся и остерегайся. В любую секунду появится зверь и нападет. Самые безопасные места – открытые». Так учил Финниган.

Я перебрался через покатый и невысокий холм, стал подходить к Лагерю у Болота.

Поселение стояло у края купола. Хмельным или дурным там никто не гулял. Чуть заблудишься, свернешь в ложную сторону, и опомниться не успеешь, как ноги доставят прямо в стенку барьера.

Потому никто не ходил там, кроме обитателей the лагеря: те собирали траву на болоте, дома обустроили в ближайшем лесочке, на деревьях.

Необычность и самобытность приумножались храмом, который был высечен в скале, неподалеку от обжитого леса. Там пребывала знать и видные члены общины. Это обстоятельство дюже напоминало Родной Лагерь.

Примечательным было и другое. The Лагерь вместе с лесом и храмом находился вблизи берега. Забравшись на дерево повыше, получалось наблюдать за водной гладью сквозь прозрачный купол.

А по вечерам устроиться у берега и глядеть, как море поигрывает синевой, блестит под светилом и хочет что-то рассказать, уставшее от груза тайн.

Как Бард вещал:

«И робкий шепот волн

Поведает им тайну,

Что скрытая в веках,

Носилась вместе

С рваным чайным ветром,

И все не видела преград.»

Вечерело. На главном входе встречала пара стражей. Лица светились игристыми огнями свежезачатых факелов. Один из стражников сладко зевнул и окинул взглядом поросший короткой травой покатистый склон, с которого я пришел.

Меня здесь знали, потому пропускали без расспросов. Здоровые детины в диковинных доспехах праздно кивнули и деловито уставились каждый в свою точку, пребывая без разговоров.

Выглядели те значительно: в наплечниках с подкладкой на голую кожу, чешуйчатых доспехах, добротных наручах и расписных железных пластинах, расходящихся юбкой до колен; на ногах обычная обувь. Бывало, ходили в сандалиях или даже босиком, если погода теплая. Будто обувь не была частью одеяния, и это казалось странным.

Лагерь у Болота давно полюбился. Я бы никогда не вступил в ряды обитателей, но пойти отвести душу – блаженное, угодное дело. Думаю, Лагерь у Болота будет стоять вечно, как и остальные. Эта та часть нашего мира, без которой он видится неполным, незаконченным.

Болотная трава, которой богата округа, расходилась по всему миру стремительно, точно пироги с мясом. Обитатели лагеря употребляли траву сотней способов. Сушеной добавляли в еду как приправу, подмешивали в табак, пекли булочки, и даже заваривали в качестве чая. О приготовлении настоек умолчу!..

Потому, едва заступив на знакомые тропинки поселения и почуяв аромат травки – в голове загуляло.

– Чего нового в лагере, старина?

– Все как обычно… – спокойно ответчал дородный господин в сером халате с зеленой вышивкой и набедренной повязкой поверх цвета свежей оренжуры. – Нынче урожай небогатый, не то, что в прежние времена. Видать, изводят травку-то…