Я знал: проникнешь чуть дальше, и откроются новые ракурсы – заиграет солнышком трава, блеснет весело в речке водица, зашумит зверина листвой пожухлой в чаще леса, полетят квардéры агатовые, понесется заведенный ветер по опушкам, и зачерпнет жадный рот воздуха морского на бреге одиноком, что у лагеря болотного мягкими приливами ласкаем. А ночью – по холмам бродить, да мглу смотреть. Вот!
– Как ты там? Как себя чувствуешь? – поинтересовалось изваяние.
– Нормально чувствую. Только вот походить хочется.
– Никуда не ходи. Стой на месте, я почти закончил.
От того, что Кухен заладил с нехождением, уйти хотелось только сильнее: носиться по миру, отправиться смотреть на все новыми глазами. Стоять было невыносимо.
Я решился идти: отвернулся от Кухена, не выдавая умысла, пошел…
Тело не чувствовалось, парило над землей. Осознание, что я все таки хожу по тверди, внушали звуки топота.
Я встал, оглянулся. Фигурка Кухена, должно быть, закончив со снадобьем, выпрямилась и молча уставилась в мою сторону, недвижимая. Я пожал плечами и направился дальше.
Палитра картины тяготела к чему-то усредненному, не броскому и пышному разноцветию, а сливанию оттенков в некий компромисс между бурным и густым великолепием лучистых тонов и приземистых, земляных и каменных мотивов, олицетворяющих постоянство и непоколебимость.
Это было сложно описать, и если кто спроси – не рискнул бы. У виска покрутят, не поймут. Но палитра благостная, спокойная, будто все так и раньше было.
Я выбрался из лагеря, и пошел вдоль опушки.
В пути часто останавливался, рассматривая природу. Пару раз казалось, будто видел силуэт вдали: синий человек стоял ко мне спиной и что-то держал в руках.
Добираясь до Родного Лагеря, заметил, что деревья вблизи походили на искусственные, рукотворные столбы, плохо обтесанные, покрытые корой; листья же сливались в навесы, аккуратно положенные на сильные ветви.
Когда я отдалялся, эффект пропадал, и деревья выглядели нормально. Издалека лес и вовсе казался привычным дремучим миром, вход туда мог позволить только смелый путник.
На опушке нередко видел гуляющих зверей. Перемещались те вычурно, наподобие обитателей лагеря – только хуже.
Создавалось впечатление, что внутри у них доски и механизмы. Конструкции в шкурах зверей двигались неслышно, не обращая на тебя и капли внимания, пока не подойдешь поближе, да не вынешь с лязгом меч. В схватку не вступал – осторожничал. Чего еще мир в таком состоянии может преподнести?
Вдалеке снова мелькнула синяя фигура. Но уже ближе.
– Парень, ты чего?
Я вздрогнул. По правое плечо стоял Финниган, видимо вышел на охоту. Земли недалекие от Лагеря полны дичи и опытному охотнику не составляло труда приносить добычу в хижину каждый раз, возвращаясь в родные стены.
– Я грибы и синий куст смешал. Мне кажется, я преследую синего человека, а живность в лесу с механизмами внутри.
– Ээ…
Финниган почесал квадратную голову и заключил:
– Возвращайся к Кухену, выпей лекарство.
– Ты видишь его?
– Кого? – фигурка растерянно посмотрела по сторонам. Не сноровисто, как это делал Финниган, а неуклюже, к земле приросшая и заторможенная. Так народ здешний делает после сна, пока не потянется и не зевнет.
– Парень, иди выпей сыворотку. Кухен ее не для развлечения придумал.
– Он уже приготовил…
– И?
– Я еще не пил.
– Тогда чего ждешь?! – брови Финнигана-изваяния поднялись, выражение деревянного лица стало комичным.
– Я выпью, обещаю, – стыдливо заверил я.
– Тогда чего встал?
– Спросить хочу.
– Только быстро.
Фигурка сложила руки и уставилась на меня.
– Это что, наш мир?
– Все относительно, но ежели дали выбор – воспринимай его достойно, а не кукольным представлением удовлетворяйся.
Вероятно, Финниган понимал, о чем идет речь. Но спрашивать его было бесполезно, из-за дурной привычки говорить и отвечать пространно.
– Ладно, – соврал я. – Пойду за лекарством.
– Спокойно иди, не трогай никого.
Краем глаза я заметил, как на нас движется врен. Его лапы резко отталкивались от земли, бежал, будто подпрыгивая.
Финниган ловко выхватил длинный охотничий лук и нахлобучил тварь стрелами. Та пала навзничь.
XP+
Фигурка охотника подбежала к врену, наклонилась, важно поводила руками над тушкой и поднялась, уставившись на меня.
Я кивнул:
– Что это было?
– Врен.
– Нет, вот это… – в растерянности я стал махать руками перед лицом.
– Аа! Знаю такое! Не обращай внимания, выпьешь сыворотку – пройдет.
Вот тебе и ответ!
Назад к Кухену я не торопился, решил посмотреть на Лагерь. Какие там прошли изменения, как люди себя вели.
«Бревенчатый тын явно нарисован!» – первая моя мысль, когда подошел к нему вплотную и стал рассматривать. Обтесанная кора размазана, как будто рисунок подмывало дождями, но из-за плотного и вязкого слоя краски, смыть полностью не удавалось.
Я отбежал изрядно и снова поглядел на бревна – выглядело нормально.
Стражник на северных воротах не обращал никакого внимания на мои эксперименты. Я подбежал к нему и кивнул:
– Как обстановка?
– Как обычно, – невозмутимо ответил здоровяк.
– Никто посторонний не входил?
– Иди-ка ты… по своим делам.
Страж отвернулся, оборвав диалог.