По лагерям

В те времена я был сговорчивее: старшой скажет – делай. Не спорить же? Тем более с Финниганом! Обладал усач убеждением. Что-то волшебное, даже чародейское было в его харизме. Как-то я спросил про это, и ответил он традиционно – витиевато и элегантно:

– Натура такая.

– Какая такая натура?

– Если не разумеешь слов в ответе, то нечего и спрашивать.

– Откуда мне знать наперед слова в ответах?

– Откуда куры знают, как яйца высиживать?

Славные наставления!

Но все это было до грибов и синего болотника. Нынче старался обходить каждого, будь он возникшим или болванчиком: в глазах голубчиков видел некоторую подозрительность, даже страх. Возможно, это было надумано. А может быть, в прошлом я не замечал или не умел высматривать эти эмоции на лицах. Вскоре я совсем перестал общаться, стал нелюдим. Я ограничивался лишь неизбежными и требными диалогами.

Многое повторялось в нашем мире и переставало быть интересным. Хотелось чего-то нового, неизведанного. Оттого я зачастил на одинокие прогулки и выдумывал новые приключения, пытаясь заглянуть в каждый уголок нашего мира, с которым еще не был знаком.

Xp+

Очередной сабчик повалился. Я забрал мясо и продолжил путь, пообещав себе больше не отвлекаться на дичь.

Впереди, на растянувшихся покатистых холмах, стелились просторные луга, поросшие тонкой жестковатой травой, благоуханной и несколько блеклой; она прижималась к земле, травинки спутывались, образовывая витиеватые заросли. Насладиться благоуханием зелени получалось, если не принимал настойку и не курил синий куст.

В этой траве легко прятаться малой дичи. Но зверина здесь обитала разная, и встречались даже сумазброды – двухметровые прямоходящие звери в мохнатой шкуре, которые были медлительны и сильны. Они рыли берлоги в земле, и приближаться к ним не рекомендовалось даже опытному голубчику – в длинном витиеватом туннеле нет пространства для маневра, трудно драпать, а большой охотничий лук становится бесполезен. Моего же опыта не хватало, совладать с одним таким противником даже на открытой местности получалось редко, а чаще все заканчивалось неловким побегом. Потому я благонадежно обходил тварей, пользуясь их медлительностью.

В остальном, встречалась дичь совсем мелкая. Я не разменивался – взять с таких было нечего. Вот рагулька пробежала, а вот мохшатка выглянула. А мне – не до охоты.

Оставив позади благоухающие луга, я оказался вблизи опушки леса, пройдя который, путник выходил на подступы к Лагерю Бродяг.

Ни опушка, ни лес меня не интересовали. Только чаща, в которой укрылся следующий беседчик и торговый партнер.

Я быстро прошел опушку, игнорируя разномастных зверей, и ловко нырнул в лес, там воздух делался прохладнее и мягче.

Действие травы и грибов понемногу прекращалось. Отпускало медленно, но постепенно восприятие мира принимало формы обыденного бытия. Со временем я научился воспринимать мир в любом состоянии, пускай не так гладко, как наставлял Финниган:

– Нужно учиться жить в таком мире, каков он есть, и задаваться вопросами в самом обыкновенном состоянии».

Я бы сказал несколько иначе – нужно учиться жить и задаваться вопросами в любом состоянии, у меня их было два.

Невольно вспоминаются строки Барда:

…

Легко заглянуть в чужое окно,

Гораздо сложнее в себя самого.

…

Каждый день приучены жить,

Лицемерно глядя на других.

…

Среди всех, только в сотне один,

Кто захочет сменить этот мир!

…

Я захрустел валежником, пробираясь через стройные, кое-где покрытые мхом стволы, а солнце, нет-нет, да плеснет в глаза, заставляя жмуриться.

Сочащийся свет шел свысока и глушился кронами, а ближе к земле стволы без ветвей отбрасывали на мягкий лесной ковер аккуратные тени. Местами пышно и сладко цвели кустарники: приземистые кусты были увешаны гроздьями тяжелой и несъедобной ягоды.

Я ловил себя на мысли: любым временем здешний лес прекрасен; как не наведаюсь – легче дышать, особенно в разгар дня. Даже ночью, если ты достойный охотник или опытный голубчик, можешь лесом наслаждаться, не дрожа от страха при виде здешних обитателей.

Ходить-бродить по таким местам в нашем мире – настоящая отрада для души. Однако же, хочется большего.

Вот давеча приснились железные машины, в воздухе сражались. Высоко так летели… что не разобрать местность под ними, только очертания да цвета.

Пускали друг в друга огромные снаряды – вроде целого полена, только из металла, с хвостом огненным, на скорости бешенной. А я сам только смотрел, и никакой машиной не управлял.

Как бои надоели, стал разглядывать, что под ними. А там деревьев без меры, и густые зеленые шапки свысока – точно бархатистая ткань; узенькие реки отражают свет, а редкие вершины гор покрыты золотым отблеском. Я смотрел, как проносились поля, поделенные дорогами на лоскуты, и как холмы, поросшие деревьями, плыли подо мной, оставаясь недвижимыми. И как же захватило желание пройтись по тем дорогам и лесам! А потом ужас взял неописуемый! – железные птицы не могут ходить, не созданы для того, и все великолепие – только любоваться, и другим завидовать.

***