– Давненько я тебя не видел, возникший. Наслаждаемся товаром? – в его тоне было без меры подлого снисхождения. От того сделалось противно.
– Я бы наслаждался, будь цена разумной.
– Сомневаешься в разумности цены? Я предлагаю исключительный, эксклюзивный товар.
– Ты обираешь болванчиков, прежде чем они донесут собранный урожай в поселение. Твоя заслуга лишь в том, что ловко отбираешь нужные кусты.
По-видимому, Либертран не знал, как реагировать: вроде подстегнутый, а вроде похваленный.
– Отбирать я умею.
– Да, отбирать.
– Хм. Не лучший способ начинать переговоры, – каким-то наставническим голосом запытался говорить пройдоха. Конца-краю не было видно его сволочизму.
– Короче, дело к ночи. Мне нужен синий болотник.
– Зачастил ты за ним, – Либертран улыбался, наверняка уже прикидывая сумму гонорара.
– Насколько я знаю, это нечастый товар, мало кто его покупает.
– Не менее эксклюзивный от того.
Повисла пауза. Либертран сделался каменным, но затем сообщил:
– Двадцать пять здравящих эликсиров, средних; эссенция – столько же, два свитка сна. Все за один пакет.
– Ты не ударялся в последнее время?
– Нет, – сквозь зубы ответил Либертран.
– И гоблины тебя не били?
– Это мое последнее и единственное предложение.
Я неторопливо зашагал в сторону, отстраняясь от Либертрана, пока тот не вышел из поля зрения.
Я серьезно обдумывал, что если выпороть скрягу?
Конечно, Финниган этого бы не одобрил, и что делать, если он перестанет отбирать кусты? Такого таланта ни у кого из возникших больше не было. Придется перетерпеть, но свое паршивец отведает.
Я нехотя воротился, не глядя в подлые его зявки, кивнул:
– Пакет сразу, я даю двадцать здравящих, дюжину эссенций. Остальное, включая свитки, занесу позже. Я держу слово.
– Идет.
Items given
An item received
Либертран запросил много эликсиров. Цена бешеная, по здешним меркам, однако результат!
***
Близился вечер, когда я вошел через северные ворота. Стража сверкнула латами и лишь хмыкнула. И то: реакция.
По Лагерю носились обрывки фраз:
– Здесь нельзя говорить что попало…
– Я бы так не поступил…
– Раньше было лучше…
– Двадцать лет одно и то же…
Обычная болтовня.
Я прошел мимо торга, там вовсю готовили мясо на вертеле. Шли живые разговоры, у костра неторопливо собирались. Вот скоречко рудокопы подоспеют – тогда-то вечер и разыграется. Я походил, поглазел, да пошел в свой дом.
По пути то и дело закладывали, не останавливаясь:
– Тогда уж стало ясно, чем дело-то кончится…
– Не надо нам этого. Спешка ни к чему…
– Я не желаю слушать болтовню…
А потом снова фразы о том, что нужно молчать:
– Ты должен следить за тем, что говоришь…
– Не говори людям, что попало…
– Нужно держать язык за зубами…
Да только этого правила не выполняли! А самое важное, что выудил из проносящихся кусков тарыбарынья голубчиков:
– Нельзя верить всему, что говорят!
Вот это точно. Болванчики, бывает, блеснут фразою, да так, что лучше всякого возникшего скажут. А ты после обдумываешь, перебираешь в голове, к жизни как приладить решаешь. Однако не часто такое случается.
А еще нередко слышал:
– Нужно думать, прежде чем что-то говоришь!
Будто болванчики пытались эволюционировать, заставить себя думать, повторяя одну и туже фразу изо дня в день. Но само повторение становилось бездумным, эффект получался обратным. Ирония жизни.
Я от нечего делать подошел к рудокопу-болванчику – взгляд прямой, головой по сторонам не крутит, каменное тело лишний раз не двигает, а харю только для еды али тарыбарынья открывает. По таким сразу видно, что бездушный.
– Как тебе здесь живется? – начал я.
– Тебя магнаты послали? Я не разговариваю с посланниками магнатов, мне не нужны непрятности!
– Меня никто не посылал. И ты вопросом на вопрос отвечаешь!
Рудокоп посмотрел недоверчиво:
– Скажи им, что мне здесь хорошо. Я доволен тем, что получаю.
Сообразительный попался. Только жаль не видит меня, да не разумеет.
К вечеру стало прохладнее, из редких труб повалил дым. Печки имели немногие, и чаще их пользовали для приготовления пищи.
Мне хорошо – Истопник рядом: надо – мясо жарь, грейся, пока тот сидит на лавочке.
Но грелся-то я раньше. Ноне как самокрутку сварганю после грибочков, так и не холодно. Ходишь по лагерям и весям – как летаешь.
Спать не хотелось, – вообще этого можно было не делать, – потому решил наведываться к охотнику. Глядишь, чего и расскажет. Только выудить надо.
Я только подходил, а Финниган уже прищурился и первым разговор начал:
– Опять ты своих грибов нажрался…
– Only для попыток познать бытие!
– Я с тобой разговаривать не хочу. Ты чудной после грибов.
– Я в норме.
– Норма – понятие относительное.
Началось!
– Помнишь, прошлым разом, ты было начал говорить про миры, в каких побывал?
– Не помню.
– Да вчера это было! Кто из нас болотник курил, ты или я?
– Ну и чего?
– А то, что ни про один мир так и не поведал.
– Потому что не помню.
– Ты обещал – настаивал я.
Повисла пауза.
– Это очень сложное занятие, – сказал Финниган. – Видать, среди возникших есть народ, кто такое говорит, да не я.
– Ну ты хоть что-то помнишь? Может, сны тебе снятся, как мне?