Читаем По направлению к Рихтеру полностью

В «Волшебной флейте» есть пальмовый лес, а тут именно рощица.

Мое любимое растение — мандрагора. Опасное! Держал ее в руке один раз. Говорят, если ее выкопать, раздастся человеческое проклятие. Тот, кто его услышит, сойдет c ума или… Поэтому корень мандрагоры как-то окапывают и привязывают к хвосту собаки… Я, конечно, не захотел при этом присутствовать. Но то, что потом увидел, напоминало человеческую фигуру. И знаете, кого? (шепотом) Шопена!..

О ноктюрне e-moll, op. 72 № 1



О каком сочинении Шопена писал Пастернак [223]: «Свой сон записывал Шопен/ На черной выпилке пюпитра»? Это е-moll'ный ноктюрн!

Вы знаете, что мой дед был музыкальным мастером, кем-то вроде Иоганна Тишнера, которого восхвалял Глинка?.. Я стоял и наблюдал, как он «строил» рояль. Выпиливал корпус, натягивал струны, стержни молоточков.

Дед Даниил потянул меня за руку:

— Ложись спать, Светик. Ложись вот на этот щит. Я его клеил из разных дощечек. Скоро это будет хороший рояль,

Я заупрямился:

— Мне на нем будет жестко.

— Представь, что это та же ель, которую ты так любишь. Ложись, я накрою тебя теплым одеялом.

Я любил тогда теплые одеяла, вскарабкался и лег. И на жестком сплю с удовольствием — с тех самых пор. И играю иногда жестко — тоже поэтому.

Это такой сон во сне. Мой сон — во сне Шопена.

Франк


О «Прелюдии, хорале и фуге»



Для этой музыки важней не совершенные руки… а совершенные ноги. Не должно быть аппликатуры, рояля — вообще никаких его признаков. Ничего, кроме педалей. Педали це-ло-вать. Почти как женские ножки. Услышать хор пилигримов в хорале. Ничего «освободительного», революционного — в фуге.

Я, перед тем как играть Франка, долго держу в руках холодный крест.

О квинтете f-moll



Франк похоронен на монпарнасском кладбище. Оно маленькое, уютное… Там даже старая мельница сохранилась. Я бы не прочь там залечь…

Как и на любом кладбище — компания пестрая. Сартр с женой-писательницей. Все время к Хрущеву мотался, в Москву. Я это помню. Но на самом деле у него что-то было с русской переводчицей… Есть могила Ивана Пуни. Он вместе с Малевичем упражнялся в «супрематических трактатах». Крест православный… И Мопассан там, и Бодлер. Хорошее кладбище…

Я когда по нему хожу, думаю об одной загадочной истории. Вы догадываетесь, в какую эпоху живете? Догадываетесь?.. (шепотом). В христианскую!Живете… или уже жили. Вот все ждут кого-то, ждут… а его нет. Может, он уже и приходил — а мы проворонили. Это на меня могила Франка навеяла. Не столько могила, сколько его музыка.

Первая часть квинтета — начало, благая весть… потом вторая часть, а сейчас уже финал… Такие мысли только от Франка, Скрябина… и еще Шостаковича. Как мысли черные к тебе придут, откупори…

Только никто из них — ни Франк, ни Шостакович — не говорят, что за эпоха ждет впереди. Вас ждет — не меня.

P. Штраус


Об опере «Саломея»



У «Саломеи» — странная, несколько смазанная инструментовка. У нее гигантские взлеты и падения. У нее почти венский шарм. И странная луна с лужей крови, на которой спотыкается Ирод.

Какая же тут фантазия!.. Эта смесь кошмаров в восхитительных садах, эта красота рядом со смертью. И все это реальней… чем наша жизнь.

Дебюсси


О прелюдии «Танец Пака». Первая тетрадь (записано в 1992 г.)



Слушал, как Кисин играет Шопена. Вальс e-moll, из посмертных, — думаю, лучше невозможно. Опасаюсь двух вещей — что очень рано на это набросился, почти с пеленок. Тут опасность — не сбить себе дыхание, рассчитать весь путь. Вторая опасность — пуантилизм [224]. Его почти нет. Наверное, совсем не занимается в темной комнате.

У меня «Танец Пака» тоже не получался. Пока мне не подсунули одну умную книгу [225]. Конечно, Нейгауз… Из нее я узнал, что у нашей души в темноте образуется второе зрение, она напоминает лунатика. Что именно в темноте все получает очертания и окраску.

Когда Кисин будет играть Дебюсси, обязательно сходите. Вы сразу поймете, появилась ли в пальчиках изморозь.

Равель


О концерте для левой руки D-dur и пьесе «Лодка в океане» из цикла «Зеркала»



У Равеля фортепьянная музыка «почти гениальна». Кроме леворучного концерта и «Лодки в океане». Это «гениально — сверх».

Мне не важно, кто и что в лодке. Важно — что под лодкой. А там — рыбы. Я тоже рыба, поэтому знаю, как это играть.

Играть совершенно холодными конечностями. Притроньтесь к холодному утюгу и почувствуйте.

В концерте очень много фейерверков. Сначала тривиальных… потом появляются радуга и кометы. При этом цвета матиссовские, яркие ослепительно.

Все фейерверки из окна кареты. А в карете — я. Всеми брошенный. Праздник не для меня.

О пьесе «Ночные бабочки» из цикла «Зеркала»



Если честно, это нельзя сыграть. Если бы кто-то держал мои руки… А играл бы другой. Нет, не играл, а только подул на клавиши.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное