По обе стороны Днестра

— Надеюсь, ваши люди успели их сфотографировать? Фотоснимки должны попасть в прессу, пусть все видят и знают.

Вопрос этот застал Маймуку врасплох, и он пробормотал, что даст ответ позже.

— Беженцы, — продолжал свой доклад генеральный инспектор, — размещены в полицейском участке, в большой тесноте. Это очень затрудняет выполнение стражами правопорядка их прямых функций. Поэтому предлагается перевести их в местную тюрьму.

Сидящие в кабинете переглянулись, и он поспешил добавить, что рассматривает этот перевод как временную, но необходимую меру, продиктованную интересами безопасности государства. Наша прямая обязанность, веско сказал генеральный инспектор, подвергнуть их строгой проверке. Это все люди с той стороны. Зная коварство и дьявольскую хитрость большевистского ГПУ лучше, чем кто-либо другой, он не исключает, что среди них могут быть и советские шпионы.

— Только после проверки можно допустить к беженцам этих… — он чуть не сказал «щелкоперов», но вовремя поправился, — представителей прессы. К сожалению, ваше превосходительство, я вынужден сказать, — продолжал свой доклад Маймука, — что пока вопрос о питании этих людей не разрешен. У нас для этого нет средств. Квестор тигинской полиции сообщает, что полицейские принесли кое-какую еду из дому. А что будет завтра?

Генерал Рышкану недовольно нахмурил брови.

— Господин Маймука, позвольте вам напомнить слова Николае Титулеску[20]. Он сказал, что в интересах государства каждый честный румын должен ограничивать свои потребности мамалыгой с луком. Хотя я и не полностью разделяю его политические взгляды, но под этими словами подписываюсь обеими руками. Прекрасно сказано! Я полагаю, что эти люди пришли к нам сюда не для того, чтобы вкусно есть и сладко спать. Ваше предложение перевести их в тюрьму заслуживает внимания. Надеюсь, арестантов в наших тюрьмах еще кормят? — Он с улыбкой взглянул на жандармского полковника.

— Так точно, господин министр, — полковник вскочил со своего места.

— Вот видите На первых порах и эти беженцы вполне могут обойтись тюремным пайком.

— Позвольте мне высказать свое скромное мнение, — поднялся советник судебной палаты Ионеску-Дырзеу. — В связи с днестровскими событиями возникает своего рода юридический казус. С юридической точки зрения, эти люди нелегально перешли румыне кую государственную границу и подлежат за это правонарушение уголовному преследованию в установленном порядке. Кроме того, все иностранцы у нас разделены на десять категорий, о чем уважаемые господа хорошо осведомлены. К какой категории отнести этих людей, еще вчера являвшихся подданными другого, более того, враждебного нам государства?

— Я полностью поддерживаю вашу точку зрения, господин советник, произнес министр. — Закон надо уважать, это ясно каждому, но нельзя же ему следовать слепо, не так ли? К нам пришли не просто иностранцы, а наши соотечественники, братья со всеми вытекающими из этого факта последствиями. Наш священный долг — предоставить им кров, хлеб, работу, землю… со временем разумеется. А пока, полагаю, следует установить для них карнеты[21], такие же, как были введены для беженцев из Советской России в 1919 году.

— И строжайшее наблюдение после того, как они будут выпущены, господин министр, — добавил Маймука. — А посему разрешить им селиться только в тех местах, где имеются жандармские посты.

VII

Весть о ночном происшествии на берегу Днестра, обрастая слухами, взбудоражила Протягайловку. Едва серый зимний рассвет неохотно поднялся над селом, как возле неказистого саманного дома с красным, потрепанным солнцем, ветрами и дождями флагом собралась большая толпа. Люди оживленно переговаривались, хотя никто толком ничего не знал. Некоторые из тех, чьи дома стояли ближе к берегу, слышали выстрелы и видели, как люди при свете прожекторов бежали на тот берег. Эти очевидцы и оказались в центре всеобщего внимания, снова и снова повторяя свой рассказ и сопровождая его новыми подробностями.

Здесь собралось почти все взрослое население Протягайловки. Не было только председателя сельсовета Данилэ Мунтяну, председателя колхоза Костаке Гонца и секретаря партийной ячейки Степана Чобу. Отсутствие начальства в такой момент было трудно объяснимо и давало поводы для пересудов. Одни говорили, что их ночью срочно вызвали в район, другие что их след простыл: сами видели, как они подались за Днестр. Пересуды мгновенно прекратились, когда на улице показались все трое. Скорым шагом, почти бегом, приближались они к сельсовету. На крыльцо вскочил Данилэ Мунтяну. Длинная кавалерийская шинель делала его худую высокую фигуру еще выше. Он молча, хмурым, испытующим взглядом, будто ища кого-то, оглядел притихшую толпу и высоким голосом начал: