По обе стороны Днестра

— Граждане сельчане, колхозники нашего славного колхоза, носящего имя нашего незабвенного героя! Вопрос: кто кого — или мы кулаков, или они нас, решен окончательно и бесповоротно, но классовый враг не дремлет. Он еще не добит и оказывает бешеное сопротивление. Классовая борьба, как учит нас товарищ Сталин, обостряется, враг не сложил оружия. Сегодня ночью он произвел еще одну наглую вылазку, обнажив свое кулацкое, вражеское нутро. Сегодняшней ночью бежала к своим боярским хозяевам кучка кулаков-мироедов. Не велика потеря, скатертью дорога. Однако советский корабль не тонет, наоборот, он с каждым днем плывет дальше, к светлому будущему. Советская Молдавия — это яркий путеводный маяк для наших угнетенных братьев по классу на той стороне Днестра. В ответ на наглую кулацкую вылазку ответим ударным трудом на всех фронтах, повысим трудовые темпы, перевыполним план хлебозаготовок! Гидра мировой контрреволюции на всем земном шаре…

— Эй, Данилэ, погоди об этой самой… гидре. — Из толпы вышел невысокий плотный крестьянин. — Ты лучше ответь, чем я кормить своих детей буду, у меня их, ты знаешь, четверо. Налог я сдал. Все, что полагалось. Остальное, стало быть, мое. Оказалось, нет, не мое. Говорят, сдавай еще, а то хуже будет. А куда уже хуже? — он развел руками и оглянулся на стоящих рядом крестьян, ища поддержки.

Толпа возбужденно загудела.

— Ты же не хуже меня знаешь, Сава, сколько хлеба эти мироеды, пившие нашу кровь, прятали от советской власти. В землю закапывали, пусть гниет, лишь бы не дать рабочим и крестьянам. Думали задушить голодной смертью. Вот у Мирона Чеботаря тридцать пудов откопали…

— Так он же кулак из кулаков, этот Мирон, — не отступал Сава, — а я в середняки записан. Все, что полагалось, сдал, ничего не прятал.

Председатель сельсовета еще сильнее нахмурил брови.

— Ты мне эту кулацкую агитацию не разводи. Стране нужен хлеб, нашему героическому рабочему классу, который, не щадя сил, выполняет пятилетку в четыре года. И точка. Наш колхоз, носящий славное имя Григория Ивановича Котовского, должен выполнить план хлебосдачи, хоть разбейся. И точка. Я понятно говорю?

Мунтяну устремил на Саву недобрый взгляд красных от бессонной ночи глаз. Сава выдержал этот взгляд и продолжал.

— Я бы, может, и сдал бы больше, да нету. Участок выделили бросовый, много ли с него возьмешь? Не то что некоторым, я о тех говорю, кто за Днестр подался. Работаю в колхозе не хуже других, это все знают. Разве это справедливо, люди добрые? Куда же вы, советская власть, раньше смотрели? Может сейчас, когда эти побросали дома и участки, мне дадут хороший участок?

— Ох и хитрый же ты мужик, Сава, как я посмотрю, — председатель скривил рот в усмешке. — Сразу свою выгоду ищешь.

— А что, он правильно говорит, — раздалось со всех сторон. — Участки выделяли абы как, без разбора, что лодырю, что работящему — все одно.

Председатель колхоза Костаке Гонца, стоявший позади Мунтяну на крыльце, вышел вперед, поднял руку, призывая к тишине.

— Спокойно, товарищи! В настоящий момент, когда…

Однако его перебил визгливый женский голос.

— Когда кооперация будет работать? — женщина средних лет в цветастом платке протискивалась сквозь толпу поближе к начальству. — Это что ж получается? Раньше, при царе, перекупщики-спекулянты нас обманывали, которые из Тирасполя да Одессы приезжали, и теперь, значит, то же самое? Никифор, заготовитель кооперативный, залил глазищи винищем, пьянствует, забыли, когда трезвым его видели. А перекупщики только этого и ждали. Сдается мне, перекупщики-спекулянты его нарочно спаивают.

— А об избе-читальне забыла, тетка Параскица? — послышался звонкий молодой женский голос. — Ты и о ней скажи, пусть все слышат.

— И скажу, почему не сказать, раз такой разговор пошел.

Однако, едва начав говорить, она остановилась на полуслове, повернула голову, приподняла платок, закрывавший ухо, прислушалась. Вслед за женщиной повернули головы и остальные: тетка Параскица славилась не только своим острым языком, но и тонким слухом. Слабый гул, который первой уловила Параскица, нарастал, и из-за поворота выскочил легковой автомобиль. Люди молча, с любопытством смотрели на подъезжающую к сельсовету черную машину. Автомобиль был редким, диковинным «гостем» в селе, и его появление считалось немалым событием. Из машины вышли трое мужчин городского вида. Мунтяну и Гонца сразу узнали в том, что повыше, секретаря обкома партии Слободенюка; его спутников, коренастых, в кожаных пальто и сапогах, они видели впервые. Секретарь обкома поздоровался и сказал, обращаясь ко всем:

— По какому поводу митингуете в такую рань?

Мунтяну хотел что-то сказать, но его опередила все та же тетка Параскица:

— Извиняюсь, не знаю, кто вы будете, но вижу — большой начальник, если на машине приехали, я и говорю: когда не придешь в избу-читальню замок с полпуда висит. А я, между прочим, грамотная, ликбез окончила, и дети в школу ходят, тоже грамоту знают получше меня. А где книжку взять, если замок? И опять же взять кооператив…