По обе стороны Днестра

— Ты же границу боишься переходить, — ушел от ответа Думитру. Смотри, больше никому не говори об этом, и не заикайся. Если узнают, не то что зуб — голову потеряешь. Понял? А мы еще поговорим об этом.

Симион затих, крепко задумавшись, может, впервые в своей жизни.

Утром в комнате появился толстый жандармский офицер, которого раньше здесь никто не видел. Его сопровождали уже знакомые надзиратели. Тяжело дыша, офицер прошелся по комнате, заглядывая во все углы, потянул носом воздух и брезгливо поморщился.

— Все помыть, прибрать, проветрить! — он говорил короткими рублеными фразами, будто отдавал команду. — А этих, — офицер кивнул в сторону молча стоящих людей, — привести в божеский вид. И пошевеливайтесь, они уже выехали…

— Будет сделано, домнуле майор, будьте покойны, — ответил один из сопровождающих.

Майор уже громче, чтобы все слышали, продолжал:

— Люди не только в Румынии, но и во всех странах Европы хотят знать правду о зверствах большевиков, — он сделал паузу, чтобы перевести дух. Вытащив из кармана огромный платок, отер вспотевший лоб, громко высморкался и продолжал. — Сегодня вы будете удостоены большой чести. Вас посетит знаменитый французский журналист господин Джео Лондон. Отложив свои важные государственные дела, его нашли возможность сопровождать сам генеральный инспектор бессарабской сигуранцы господин Маймука и господин сенатор Гробшаряну. Так будьте же достойны этой чести! Господин журналист едет сюда для того, чтобы рассказать всему миру о том, какие лишения, голод и зверства большевиков пришлось перенести вам там, на той стороне Днестра. — Офицер показал рукой куда-то за спину. — На все вопросы отвечайте ясно, кратко и правдиво. Если спросят, как вам живется здесь, в свободной и радостной Румынии, что вы ответите? — Его усы грозно зашевелились, и он обвел стоящих вокруг людей взглядом, не предвещавшим ничего хорошего. Люди истолковали этот взгляд правильно.

— Хорошо живем, о нас заботятся, — раздались разрозненные голоса.

— Прекрасно, теперь я спокоен. Поторопитесь с уборкой. Чтобы все блестело. — С этими словами майор и его свита покинули помещение.

Люди нехотя, понукаемые служителями, принялись за уборку. К обеду навели кое-какой порядок и потянулись в столовую, которая встретила их непривычной чистотой. Вместо жидкой баланды — борщ с мясом и горячая свежесваренная мамалыга со шкварками.

— Почаще бы начальство приезжало, — с набитым ртом, довольно ухмыляясь, сказал Симион сидящим рядом за столом Думитру и Николаю.

После обеда в их комнату еще раз зашел майор, проверил, все ли в порядке, отдал несколько распоряжений и быстро удалился. Минут через десять он появился снова, с угодливой улыбкой пропуская вперед группу хорошо одетых людей.

— Прошу, задавайте ваши вопросы, господин Лондон, — обратился к маленькому черноволосому человеку представительный дородный господин.

Пока переводчик переводил, француз зорко посматривал по сторонам, будто фотографировал все запоминающим взглядом своих черных глаз.

— Кто желает поговорить с господином журналистом? — громко спросил дородный господин.

— Я желаю! — на середину комнаты вышел Марчел.

Француз удовлетворенно заулыбался, вытащил из кармана блокнот и вечное перо и что-то спросил через переводчика. Слушая Марчела, он удовлетворенно кивал, а его авторучка быстро бегала по блокноту. Они беседовали вполголоса, до Думитру и Николая доносились лишь отдельные слова, которые Марчел произносил подчеркнуто громко, и этими словами были «ГПУ», «колхоз», «восстание», «голод», «пулеметы».

Закончив интервью, француз пожал руку Марчелу. Больше беседовать с журналистом желающих не оказалось, и важные гости покинули комнату.

Через несколько дней все повторилось: в общежитие пожаловал гость из Бухареста — главный редактор газеты «Универсул» Стелиан Попеску. В отличие от своего французского коллеги он ни о чем не расспрашивал, больше говорил сам. Смысл его напыщенной речи сводился к тому, что Бессарабия — это старинная румынская провинция и навсегда останется неотъемлемой частью Румынии.

— Бессарабия никогда не отойдет от нас, — с пафосом воскликнул Попеску, — ибо она наша. Ни о каком плебисците не может быть и речи. В ответ на предложение Советов провести в Бессарабии плебисцит, оставаться ли ей в составе Румынии или отойти к Советам, мы говорим: посмотрите на этих несчастных, гонимых, которые толпами устремились к нам в Бессарабию под пулями чекистских пулеметов. С риском для жизни вы уже сделали свой выбор. И если бы не чекистские пулеметы, так же поступили бы и тысячи других молдаван, которые томятся по ту сторону Днестра. Родина-мать готова принять своих сынов. Я привез вам, дорогие братья, убедительное доказательство. — Попеску приподнял пухлый черный портфель. — А теперь подходите по одному.

Первым подошел к столу Симион. Редактор пожал ему руку, вытащил из портфеля две монеты, подкинул их на ладони, чтобы все видели, и, широко улыбаясь, как будто это ему доставляло огромное удовольствие, вручил Симиону. Тот повертел деньги в руках и сунул их в карман.