По обе стороны Днестра

Портфель редактора опустел, и все разошлись. Симион вытащил из кармана две монеты по сто леев и с любопытством стал рассматривать.

— Интересно получается, — задумчиво произнес он, — деньги есть, и вроде их нет.

— Как это? — не понял сидящий рядом на нарах Думитру.

— Словно в тюрьме сидим. А в тюрьме деньги ни к чему.

— А что бы ты купил, если бы на воле оказался?

— Папиросы, подыхаю без курева, ну и пару стаканчиков пропустил бы, как о чем-то решенном мечтательно ответил Симион. — Ботинки бы купил. — Он поглядел на свои латаные-перелатаные разбитые сапоги.

— Ишь, размечтался, — насмешливо вступил в разговор Николай. — Двести леев — невелики деньги.

— А ты откуда знаешь? — недоверчиво спросил Симион, вертя в руке монету с надменным мужским профилем.

— Сам убедишься. Не век же нас взаперти держать будут.

Николай оказался прав. После того, как беженцев заставили подписать какие-то бумаги, им позволили на короткое время отлучиться. Симион, Думитру и Николай отправились в город втроем. Возле первой же табачной лавочки Симион остановился, отворил дверь. Бородатый старик-лавочник оторвал голову от газеты и осведомился, чего желают молодые люди. Симион молчал, разглядывая прилавок с яркими разноцветными пачками.

— Мне бы папирос… Подешевле, — неуверенно попросил Симион.

— Папиросы? — удивленно переспросил старик. — Какие в наше время могут быть папиросы! — он внимательнее посмотрел на вошедших печальными темными глазами. — А… Я, кажется, начинаю понимать. Скажите, молодые люди, вы-таки не из этих… не с той стороны будете?

— Допустим… — ответил за всех Думитру. — А вы откуда узнали?

— И он еще спрашивает? — старик всплеснул руками. — Чтобы я так жил, откуда я знаю. Молодой человек, — назидательно продолжал лавочник, — чтобы вы таки знали — папиросы делают только там, в России. А в других странах сигареты.

— Дайте пачку, посмотрим, что за штуковина такая. — Симион протянул старику монету в сто леев.

— Ого, — удивился тот, — барон Ротшильд случайно не ваш родственник? — Старик лукаво улыбнулся. — Впрочем, о чем я говорю, откуда вам знать, кто такой Ротшильд.

Он подал ему яркую разноцветную пачку, порылся в ящике, отсчитал сдачу.

— Девяносто четыре лея. Считайте деньги, не отходя от кассы. У вас, кажется, так говорят?

Симион медленно, с трудом разбираясь в незнакомых деньгах, принялся считать. Потом неумело открыл пачку, вытащил сигареты, удивленно повертел, не зная, с какого конца закуривать. Наконец, сообразил. Старик чиркнул спичкой, дал прикурить. Симион жадно затянулся и разочарованно произнес.

— Не пойму чего-то, дым есть, а крепости никакой. Нет, наши куда крепче. А еще шесть леев стоят.

— Не нравится? Я так и знал. — Старик, помолчав, глубокомысленно изрек: — Молодые люди! Вам много чего здесь не понравится. И тогда вы вспомните старого Лазаря Аматерштейна.

В облике словоохотливого старика было что-то такое, что располагало к доверию. Он был первым человеком на этой стороне, с кем можно было потолковать, и трое друзей не спешили уходить. Старик тоже был не прочь продолжить разговор.

— Я таки вижу, вас что-то интересует. Или я ошибаюсь? Спрашивайте, будьте любезны! — Не дожидаясь вопросов, заговорил сам. — Ответьте мне, молодые люди, только без всяких там хитростей: зачем вы сюда пришли, или потеряли что-нибудь?

— Зачем? — переспросил Симион. — Слышали, здесь можно хорошо жить. Вот мы и…

— Так… понимаю. Хорошо там, где нас нет, — по-русски сказал лавочник. — Ну и что теперь скажете?

— Там будет видно. Пока нас кормят. Дали вот по двести леев. Землю обещают, дома построить.

— А если обманут?

— Как это — обманут? Нам ихние большие начальники твердо обещали.

— Эх, молодые люди, — старик печально покачал головой. — Они все могут. Пока вы им нужны, будут кормить, и денег могут дать, немного, конечно, но на сигареты хватит. А потом выгонят на все четыре стороны. Не вы первые, не вы последние. Я, слава богу, уже повидал таких бедолаг с той стороны.

— А как все же они живут? — спросил Думитру.

— По-разному. Кто батрачит у помещика или попа, кто в мастерской или на фабрике. Разве это жизнь?

— Как же так? — недоверчиво сказал Симион. — Здесь все в магазинах есть: и хлеб, и масло, и колбаса, и мануфактура. Мы сами видели.

— Таки да, все, — охотно подтвердил старик. — Для того, у кого есть вот это. — Он выразительно потер палец о палец и для ясности добавил: Леи.

— Неужели мы не заработаем? Силенок еще хватит. Были бы руки, а дело найдется. С голоду, даст бог, не помрем.

Старик слушал, покачивая головой в такт словам Симиона.

— Какой прыткий. Ты кто, — он перешел на «ты», — доктор, инженер, может быть, адвокат? Нет? Я так и знал. Ты умеешь работать только на земле. А в городе можешь только мешки таскать, и все. А таких здесь и без вас хватает. Вот что, молодые люди, послушайте, что вам посоветует старый Аматерштейн. Пока не поздно, тикайте обратно домой. Я знаю, что там, на том берегу, сейчас нелегко, но все проходит, и это пройдет. А здесь вам дороги не будет. Аматерштейн знает, что говорит.

Расспросив, как пройти к центру, они попрощались и вышли на улицу.