Читаем По обе стороны (очерки) полностью

В силу непредвиденных обстоятельств безмятежное существование вдруг оказывается под угрозой. К каком-то смысле причиной становится попытка одной из героинь осуществить мечту, сменить жизнь, обрести свой «Стокгольм», попытка, как и все подобные начинания, обреченная на неудачу. Да героиня и сама не особенно в нее верит. Обнаружив ее исчезновение, подруга бросается на поиски, бежит к морю. На рассвете они наконец встречаются на берегу, и им становится ясно, что в зыбкости существования их дружба – единственный надежный элемент. Помирившись, они идут обнявшись домой, шатаясь от усталости. Там их ждет неожиданность: «На крыльце, скользком от росы, полулежа, зябко поджав колени и скрестив полные руки на раскрытой волосатой груди, удивленно открыв рот и мучительно дыша, спал Владимир Иванович». «Приснилось нечто несообразное», – отвечает он на вопрос о причине своего появления в столь неурочный час. «Продрал глаза – везде ночь, ни звука. И до того пакостно – хоть вой. Что же это, думаю, смерть пришла? Прислушался – да нет, сердце на месте, не барахлит. Э, думаю, что-то у девочек моих неладно, что-то нехорошо с моими девочками». «По шпалам пришел. А дверь заперта», – добавляет он.

Жизнь входит в привычную колею, и покой, вновь низойдя на «райский сад», воцаряется в душах героев. Каждый год они встречаются летом в тех же местах и так же, лежа на песке, ждут, когда «в строго определенный час» вновь появится над морем «белая точка» и медленно поползет к горизонту. На море же по-прежнему «полный штиль».

Закрыв книгу, я набрала номер парижских друзей, у которых мы собирались накануне. На мой вопрос, что он думает о рассказе Д. М***, хозяин, обычно строгий в своих оценках, ответил без колебания: «„Штиль“? Великолепная проза!» Он был прав. Мне же эта проза представляется великолепной вдвойне еще и потому, что ей оказалось под силу воскресить атмосферу, вызвать к жизни давно забытые обстоятельства, цвета, звуки и запахи, казалось бы, бесповоротно исчезнувшие, – с точностью и убедительностью, недоступными ни фотографии, ни кино, подвластными только литературе. Мне вдруг стало ясно, насколько эта история, полностью выдуманная с фактической точки зрения, интереснее, богаче и даже в определенном смысле «правдивее», чем реальность, послужившая ей отправной точкой. Насколько женские персонажи интереснее двух московских студенток, приехавших на каникулы на взморье, с их столичными ужимками и интеллектуальными претензиями. Что и говорить, я не узнала себя в няньке, «готовой смириться с любым внешним изъяном, как и вообще с любой оплошностью судьбы», да и наш незваный гость имел мало общего с героем, о котором сказано, что он «немного циник, но добряк, ничуть не стыдится своей плеши и пристрастия к спиртному», что человек он «бывалый, много поездивший и много поживший, хотя не вполне ясно было, где поездивший и как поживший». Все это не имело значения, важным было лишь то, с каким мастерством еще совсем неопытный, начинающий писатель Д. М*** сумел передать основное: идиллический характер той дачной жизни и иллюзорный характер этой идиллии. Воссоздать ощущение затишья, оцепенения, в котором пребывала страна в последние годы существования советской власти, незадолго до взрыва, ударной волне которого суждено было выбить из колеи нормальной жизни, а иногда и выбросить за ее пределы миллионы людей.

Включив утром компьютер, я машинально бросаю взгляд на интерфейс Скайпа: кое-какие зеленые глазки́ уже горят, другие загорятся попозже. Все в порядке, можно начинать рабочий день.

Три портрета

Семен

Я звала его «дядя Сема», родители обращались к нему по имени-отчеству, Семен Михайлович, бабушка говорила «Сема» и даже фамильярно «Семка», она единственная была с ним на ты, все остальные говорили «Вы», включая меня.

Теоретически он считался бабушкиным другом молодости, практически же…

Мои первые воспоминания о нем относятся к самому раннему детству. Время от времени дядя Сема появлялся у нас в гостях – сначала в коммуналке в центре, потом в двухкомнатной квартире на окраине, куда мы переехали, когда мне было восемь лет, а летом – на даче в Подмосковье. Приезжал всегда он, за все свое детство я ни разу не была в него в гостях. Жил он в Рязани. Как и почему он там поселился? Зачем приезжал в Москву? Где и когда познакомился с бабушкой? Кем он был по профессии, где работал, когда еще работал, поскольку с тех пор, как я его помню, он был уже на пенсии. Была ли у него семья?

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых чудес света
100 знаменитых чудес света

Еще во времена античности появилось описание семи древних сооружений: египетских пирамид; «висячих садов» Семирамиды; храма Артемиды в Эфесе; статуи Зевса Олимпийского; Мавзолея в Галикарнасе; Колосса на острове Родос и маяка на острове Форос, — которые и были названы чудесами света. Время шло, менялись взгляды и вкусы людей, и уже другие сооружения причислялись к чудесам света: «падающая башня» в Пизе, Кельнский собор и многие другие. Даже в ХIХ, ХХ и ХХI веке список продолжал расширяться: теперь чудесами света называют Суэцкий и Панамский каналы, Эйфелеву башню, здание Сиднейской оперы и туннель под Ла-Маншем. О 100 самых знаменитых чудесах света мы и расскажем читателю.

Анна Эдуардовна Ермановская

Документальная литература / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное