— Вот как? — Николаев усмехнулся. — Представь себе, меня тоже. Большой специалист был, видать… Одного хотел кокнутъ, другого, третьего. Кокальщик! — Николаеву слово «кокальщик» понравилось, он еще раз повторил его, замер, словно бы прислушиваясь к звучанию, и Шатков вновь перевел взгляд на удостоверение.
С фотокарточки на него смотрел… Корреспондент. Вот тебе и бандит с железным лицом! Шатков принимал его за одного, а он оказался другим. Поднял глаза, столкнулся с жестким взглядом Николаева. Тот пояснил:
— Потайную квартиру имел в городе, связника и прочее. Из квартирки-то мы удостоверение и изъяли. Похож?
— Похож!
— Сегодня последнее «прости-прощай» с этим изменником будет. А денежки от твоих отцов-командиров жду еще сутки, если не привезут, то… — он развел руки в стороны, улыбнулся зло: — Тогда извини!
Взгляд Николаева был более чем красноречив. Шатков все понял, тихо шевельнул губами, словно бы молясь, и этим вызвал одобрение Николаева.
— Правильно делаешь, что молишься. Имей в виду, — Николаев поднял умное сухое лицо, за стеклами золоченых очков был хорошо виден прищур глаз. — Ты — задаток. Ты! Хоть и сам ты прибежал, самостоятельно проторил дорожку, а — задаток. С задатками знаешь, что делают? Особенно в тех случаях, когда купля-продажа не совершается? А? Задаток всегда принадлежит тому человеку, который получил его. В данном случае — мне.
— Но есть же правила и возвращения задатка, — попробовал возразить Шатков, — есть ведь!
— Мне эти правила неизвестны. Что захочу с тобой сделать, то и сделаю — задаток не возвращается! Ты ведь неучтенный, непрописанный, бездокументный, непроверенный — ты никакой! Единственное, что могу сделать для тебя — отпустить на почту, чтобы ты дал своему начальству слезную телеграмму.
— Мне нужно два раза на почту. Сегодня и завтра. Сегодня — это понятно, а завтра — в том случае, если не придет ответ на мою сегодняшнюю телеграмму.
— Не слишком ли много просишь?
— Не хочу быть запечатанным в бочку с цементом, потому столько и прошу.
— Ладно…
На почту Шатков поехал на «жигуленке». Вполне возможно, что починил его Шатков только наполовину — «жигуленок» плевался, чихал, но тянуть все-таки тянул. Главной задачей Шаткова на дороге было не вести машину, а высматривать, нет ли где гаишника? Гаишник мог придраться к чему угодно — к гнили, к дыркам в крыльях, к черному дыму, к треску мотора, к лысой резине, к форме руля, к тому, что на сиденьях нет чехлов, — к чему угодно, словом. Шаткову повезло — ни один гаишник не остановил его.
Он дал в Москву короткую телеграмму. Невольно подумал о том, а не дать ли деру отсюда? Сесть в «жигуленок» и укатить в аэропорт, там — на самолет, и в родные пенаты… Ведь, в конце концов, он уже долго рискует собственной шкурой. Но разве раньше он не рисковал?
Конечно, он спасет себя, это ясно как Божий день, и бой, который он вел, будет обязательно выигран, но ни Николаева, ни многих других людей просто не возьмут за неимением улик. А продажного генерал-майора, того вообще трудно будет прижать к стенке…
Выйдя на улицу, Шатков обнаружил, что на переднем сиденье жигуленка, на месте рядом с водительским, вольно расположился Гимназист.
Машину Шатков закрывал на ключ… Значит, у Николаева были вторые ключи от этой рухляди. Шатков стиснул зубы, остужая себя. Открыл дверь машины.
— Ты что, дух бестелесный? — спросил он у Гимназиста, садясь за руль. — Не было тебя, не пахло тобой — и вдруг вытаял из воздуха. Что-нибудь случилось?
— Абсолютно ничего, — Гимназист зевнул. — Шел по городу, смотрю, знакомая машина стоит. Думаю, почему бы не подъехать? Мы ведь в одно место направляемся?
В николаевской усадьбе Шатков видел Гимназиста за три минуты до выезда. Значит, за Шатковым шла машина наблюдения, которая привезла Гимназиста, а он ее и не приметил. Интересно, интересно… Зачем Николаев послал за ним машину наблюдения? А? Особенно интересно, если учитывать, что Шатков — мелкая сошка… Топтунов же на колесах посылают только за крупными фигурами.
— Погоди, Глобус, минутку, — попросил Шатков и выскочил из машины, — я сейчас. Покарауль пока автомобиль, — он кинул ключи Гимназисту на колени.
На почте взял еще пару телеграфных бланков, осторожно выглянул в окно, проверяя, стережет Гимназист машину или нет? Тот сидел в кабине зевая, хлопал ладонью по рту. Шатков составил телеграмму о «болезни Семенова» и также отправил ее в Москву.
— Ох и разорительное это дело — телеграммы, — сказал он, получив из окошка квиток об оплате, и стукнул себя кулаком по карману, — никаких денег не хватит. Ни «зеленых», ни «деревянных».
— Не боишься вот этого? — неожиданно спросил у него Гимназист, провел рукой ровную линию по воздуху и знакомо пошевелил пальцами.
— Это ты насчет того, чтобы поплавать в море? С чугунным грузом на ногах? Нет, Глобус, не боюсь.
— Молодец! — восхищенно произнес Гимназист. — Все-таки ты химик. Хороший химик!
— А может, физик? А? — Шатков завел двигатель.
— Вечером поедем на шашлычок. — Гимназист хихикнул. — Не слышал об этом? Готовься! Шеф на шашлык всю команду приглашает. Гости у нас будут.